Деловую хватку Вайолет унаследовала от отца.
– Мисс, – с отчаянием произнес Ратскилл, – у меня есть сердце. Я сплю в гамаке с четырьмя другими матросами. Грибер орет во сне, а Ламли иногда жутко портит воздух…
– Может быть, у вас есть свободная каюта, которую можно запереть? – перебила Вайолет. – Вы ведь доставляли дипломата рейсом в Испанию? Я уверена, ему не приходилось спать в гамаке с матросами.
Ратскилл помолчал.
– Да, у нас есть каюта для знати. Называется «для высоких гостей». И на этой неделе мы никого не берем на борт. Так что она пустует.
– Я займу эту каюту. Отведите меня туда. Пять фунтов ваши. Одна минута на размышление.
Коротышка замолчал, напряженно вглядываясь в очертания города – возможно, представляя свою жизнь без «Фортуны» и ужасного капитана Флинта; его губы то и дело подергивались.
– И за кем вы охотитесь – за Лавеем или капитаном?
Вайолет вздрогнула.
– Ни за кем.
Ратскилл улыбнулся, показав немногочисленные зубы, блеснувшие как крохотные звездочки в черном небе. Он пристально посмотрел на Вайолет и примирительно покачал головой.
– Я вам не верю. Но после нашего разговора, думаю, вы станете отличной местью для капитана. Я отведу вас на корабль, а сам затеряюсь в городе. На рассвете меня уже не будет, и, помяните мои слова, он предпочел бы скормить меня акулам, чем простить.
Вайолет с неприязнью слушала Ратскилла, но понимала, что он прав.
– Я позабочусь о капитане. – Вайолет знала, что со временем они поладят. К любому мужчине можно найти подход, даже к такому непростому, как граф.
Она оглянулась на ожидающий экипаж. Извозчик с насмешливым видом кивнул ей, поднял фляжку и сделал медленный глоток.
Если эти переговоры продлятся еще хотя бы минуту, она не выдержит.
– На счет «десять» вы должны принять решение, мистер Ратскилл. Мой чемодан стоит рядом с экипажем. Один, два, три…
И в тот же миг – Вайолет будет помнить его всю жизнь, потому что он как будто решительно прочертил грань между здравым смыслом и безумием, между безопасностью и неведомым, – Ратскилл, несмотря на свой малый рост, легко взвалил ее чемодан на плечо.
Вайолет в последний раз оглянулась на Лондон. Город был так похож на чернильную воду, плескавшуюся у пристани, темные силуэты кораблей и зданий неотличимы друг от друга, слышался далекий грохот экипажей, отвозивших гостей домой. Вайолет с восторгом подумала, что, возможно, больше никогда не услышит светских пересудов, и вновь подавила жалость к своей семье, которая и так уже понесла потерю.