Взяв рукой будущего муравья за тельце и поднеся к телу мёртвого
осы, я предполагал, что она будет поедать их мясо пусть и в очень
маленьких количествах так как рот у неё должен быть таких же
мелким.
Но личинка оставалась безучастной к предложенному угощению. Ее
крошечные челюсти, казалось, были заняты лишь чем-то внутренним,
каким-то процессом роста и трансформации, недоступным моему
пониманию. Тогда я задумался о том, чем же они питаются в
муравейнике, эти маленькие белые червячки, которых муравьи-рабочие
так тщательно оберегают.
Мне точно известно, что поначалу будущих рабочих и защитников
кормят заранее переваренной пищей, которую они передаю через свои
хоботки. Но как кормятся и растут муравьи в Системе мне было
неизвестно, и поэтому внутри самого себя, мне хотелось, что личинка
сможет сама есть еду, но чуда не произошло.
Но не успел я моргнуть и десяти раз как труп одной из ос потерял
в размере, контрастности цветов и выглядел он очень выжатым. И
причём ни одного кусочка откусано не было. Кажется его не съели, а
просто высосали все, что можно было оставив только оболочку. И
выглядело это не самым приятным образом, но это не самое
отвратительное, что я видел. И далее уже малыш стал поглощать
остатки из второго трупа, и было заметно как он увеличился в
размерах.
Ох уже эти дети, так быстро растут. Надо бы дать ему имя,
все-таки у нас тут взаимное доверие. Чтобы такого придумать.
Внимание! Ваша репутация с
колонией ??? незначительно повышена!
Репутация? Это уже новая механика, надо будет это разузнать. Раз
во время придумывания имени моя репутация с кем-то стала больше, то
пусть личинка будет иметь имя Тац так как большинство муравьев —
это представители мужского пола. И подобрав ещё подросшего Таца, он
снова зарывается под ткань и, кажется, засыпает. Погладив его,
вспоминая своего любимого котика, которого я очень любил.
И вот, этот маленький Тац, копошащийся под тканью, вдруг стал
для меня чем-то вроде символа. Символом уюта, надежды, связи с тем,
что было дорого. Глупо, наверное, очеловечивать муравья, но я не
мог ничего с собой поделать. В его крошечных движениях я видел
что-то трогательное, беззащитное.
Снова опускаю ткань, стараясь не потревожить сонного муравья. В
голове роятся мысли. Странное хобби я себе нашёл. Спасать будущего
муравья, заботится о нем, и в конечном итоге я дал ему имя. Может,
это все от одиночества? Или от тоски по пушистому другу?