Я вошел в комнату и стал думать, что же делать дальше. Точно знал только одно – сегодня вечером не напьюсь. Посмотрим, что принесет завтрашний день. Я положил перед собой свой бельгийский пистолет, железный крест и значок за ранение (Verwundetenabzeichen in Schwarz). Некоторое время смотрел на эти вещи и думал. Но надо было что-то делать. Я отпорол с воротника значок легионера, снял кольцо с изображением черепа со скрещенными костями, взял полотенце и, завернув в него свои вещички, стал искать, куда бы их спрятать. В углу стояла печь, большая и высокая, почти до самого потолка. Пододвинув стол, я влез на него и засунул свой узелок насколько можно ближе к стене. Слез, посмотрел – незаметно. После этого почувствовал себя немного лучше и вышел, сел на солнышке и стал слушать, как мои товарищи поют старые солдатские песни и делятся воспоминаниями о фронтовой жизни.
В этот день больше ничего не произошло. Только соседи по нескольку раз приходили на наш склад, пока потихоньку его не очистили.
9 мая 1945 года
Этот день, который для многих был днем радости, для меня и многих мне подобных стал началом пути на Голгофу.
Первыми проснулись Ланцманис и Годиньш, осталь-ные храпели в полную силу. Было прекрасное солнечное утро. Я умылся и присел на солнышке. Голова была пустая, я ни о чем не думал. Но вдруг сердце дрогнуло – на дороге появились пять-шесть красноармейцев и несколько милиционеров. У всех были взведенные автоматы. Увидев меня, русские остановились и, повернув дула автоматов в мою сторону, что-то прокричали по-русски. Я не расслышал и продолжал сидеть. Тогда один из милиционеров на чистом латышском языке заорал, чтобы я поднял руки и подошел к ним. Я поднял руки и так с поднятыми руками медленно прошел эти 15–20 метров. Не могу сказать, что был спокоен – сердце колотилось страшно, но страха не чувствовал. Один из русских военных (кажется, он был их командиром) по-русски спросил, сколько еще легионеров осталось в доме и есть ли там оружие. Я все понял, поскольку родился и рос в Риге в Московском форштадте (Маскавас форштате),>[3.] а также два года учил русский в коммерческой школе Олава, но сделал вид, что ничего не понимаю. Опять милиционер-латыш все перевел. Я ответил, что в доме еще пять легионеров, есть и оружие. Посовещавшись, русские приказали мне вынести все оружие и боеприпасы. Мне ничего не осталось делать, кроме как выполнить их приказание. Я почти успокоился, сердце билось опять нормально. Надо признаться, что они были вполне вежливыми. Потом я узнал, что первыми шли части НКВД (Народный комиссариат внутренних дел) или, как их звали в народе, чекисты. Я спросил у милиционера-латыша, что будет с нами, что нам делать. Тот спросил у русского офицера. Офицер попросил узнать, откуда я. Услышав, что из Риги, офицер сказал, чтобы шел спокойно домой в Ригу. Никто нам ничего не сделает, потом выяснят, кто виноват, а кто нет. На этом они и ушли.