– Как не видеться! Вместе на Стрижене с половцами дрались пятнадцать лет назад. Ты тогда еще воеводой Передового полка был, а я у тебя третьей сотней командовал.
– Елисей! Это ж ты!
– Я, воевода, я.
– Ты ж мне тогда жизнь спас! Тебя после боя от этой речушки помирать повезли!
– А я, видишь, по ошибке выжил. Четырнадцать лет от ран отходил в своем поместье, потом поехал к тебе на службу проситься, обнищал совсем. Мы ведь бояре-то захудалые, я последний из Вельдичей остался. На мне наш род и кончится.
Да ты, как нарочно, в Новгород уехал. А Капитолине новый тиун нужен был, оставленный тобой скоропостижно помер. Вот и стал я при ней приказчиком. И что же? Всю жизнь тебе порушил, жену отнял, обокрал кругом. Убивай теперь, чего уж там – больше бегать и прятаться не буду. Пора, стал быть, ответ держать.
Богуслав обнял растянутого цепями Елисея. Потом смахнул навернувшуюся слезу и глухим голосом сказал:
– Не волнуйся, друже. Пока я жив, никто тебя здесь не тронет. Матвей, помоги человека от цепей избавить.
Освобожденный тиун потряс кистями рук и без сил сполз по стене на пол без сознания. Мы бросили на пол какую-то драную телогреечку и переложили бывшего воина на нее.
– Может я пойду? – спросил разочарованный Матюха. – Делать мне тут больше вроде нечего…
– Иди отдыхай, дальше сами справимся. Не забудь поесть, куренок уж там залежался поди, – отпустил я побратима.
Минут через пять Елисей пришел в себя, присел.
– Все равно тебе меня кончать надо, – продолжил он свои самоубийственные речи. – Не смогу я Капу оставить, люблю ее больше жизни. Тебе это трудно понять, ты жесткосерден, никогда особо ни ее, ни деток ваших не любил.
Слава криво усмехнулся, а любовник жены продолжил.
– Развод ты ей нипочем не дашь, да и епископ Ефрем никого и никогда не разводит. Пробурчит чего-нибудь из византийских законов, процитирует какой-нибудь Измарагд или Новоканон, и провожает тебя с твоими блудливыми идеями в три шеи. И просто так ты нам жить не позволишь – обоих вырежешь. А у нее дети…
А у меня хорошо – ни детей, ни плетей, родственников тоже нету. Взыска за меня не будет никакого – некому иски чинить!
Утомленный, он опять откинулся на телогрейку, голос его постепенно угасал.
– Убьешь… потихоньку, вроде опять… убег, и Бог с ним…
– Убили! Замордовали каты Вельяминовские! – ворвалась к нам невысокая полноватая женщина, – всю жизнь мою загубил, убивец старый!