Да, ДРУГАЯ СТОРОНА – она такая. Для неё нет других (и более верных) названий. Это как апельсин. Можно придумать для него с десяток синонимов и определений, но только одно слово может в полной мере заставить тебя чувствовать на языке этот вкус, даже если ни одного апельсина нет под рукой за много километров.
Всё, всё, молчу! А то, чувствую, вы сейчас запутаетесь окончательно и обвините меня в пустобрехстве.
Но вернёмся к нашему герою. Первые минуты ему пришлось несладко, как малышу, которого учат плавать достаточно жестоким способом, спихнув в водоём, достаточно глубокий, чтобы там можно было утонуть. Денис вдруг понял, что ноги его больше не стоят на твёрдой поверхности. Жёлтый свет лампы никуда не исчез. Он равномерно заполнял всё вокруг, будто по самому воздуху прошлись хорошенько вымоченной в краске кисточкой, ненароком закрасив всё, что было там ранее.
Даже чердак с его нехитрым интерьером?
Денис огляделся. Он больше не парил в пустоте – даже уверенность, что он куда-то только что падал, исчезла. Теперь мальчик решил что ослеп, не чёрной слепотой, которой обычно слепнут люди, а какой-то особенной, жёлтой её разновидностью.
Потом он немного успокоился.
К нему, ступая по ничто, как по мягкому снегу, приближался маленький человечек. Ребёнок. Ростом он был примерно по грудь Денису, невидимый ветер шевелил его волосы и надувал рубашку, полоскал трубочки-штанины шорт вокруг тонких как спички ног. На ступнях – простые сандалии.
Слепцы ведь не видят маленьких человечков, верно?
А тем более маленьких человечков, нарисованных несколькими небрежными линиями и заштрихованных торопливым штрихом.
Денис, переволновавшись, задал сразу два вопроса, один из которых бесцеремонно наехал на другой, съев его начало:
– Ты кто? Куда же я делся?
Второй вопрос значил отнюдь не то, что мог спросить мальчик, который каким-то чудом обнаружил себя в незнакомом месте. Денис и в самом деле не мог себя найти. Он смотрел вниз и видел то же, что и везде вокруг – то есть ничего. Смотрел сквозь свои руки, и взгляд терялся где-то в томном золотистом пространстве. "Ох и развлёкся бы я, если б умел так делать по собственному желанию" – промелькнула мысль, показавшаяся в данных обстоятельствах чуждой, как корейский самолёт над Крымом. И, следом, другая: "Однако он может меня видеть!"