С другой стороны, замполит был моим «заклятым другом» и знал, что я способен выставить его посмешищем в глазах окружающих. Но других поблизости не было. А вдруг и вправду всех политработников прикрепили к спец. распределителю?
– Мне ничего не говорили о спец. пайках… – неуверенно проговорил замполит.
– Так это постановление только сегодня пришло. Его нигде не публиковали.
– А что за ограничения? Наверное, по количеству или по сумме?
Ну, наконец-то! А я уж думал, что он не поведётся.
– Ни в коем разе. Паёк выдается в виде компенсации за вредные условия работы.
– А у кого они лёгкие? – замполит заговорил о наболевшем, и его понесло. – Живём в казарме, воды нет постоянно, бельё сушим на плацу – стыдоба.
– А что же Вы об этом на собраниях не говорите? Вот на прошлой неделе Колесников строевой смотр проводил, а вы бы ему: товарищ полковник, не хотите ли оценить качество стирального порошка? Моя жена стирает «Кристаллом», а жена Ваньки Скорохода – «Блеском». Вон мои семейные трусы висят справа от почётной трибуны, а вон Ванькины – слева у караульного грибка.
– Тьфу! Опять твои диссидентские штучки! – сморщился замполит. – Горе с тобой одно. Смотри, я ведь добрый, но если мне прикажут…
– Понял-понял – рука не дрогнет, осечки не будет. Некролог уже заготовил.
– Так что там по поводу ограничений на пайки? Правда или опять треплешься?
– Ограничение одно! Его можно только ЛИЗАТЬ!
– Что-о-о-о???
– Тому, кто лижет задницу начальству, в виде компенсации за вредные условия работы дают лизнуть спец. паёк!
– Пошёл во-о-о-о-он! – свирепо заорал замполит и широким шагом устремился в машбюро.
V
Сегодня с утра у полковника Колесникова было, как всегда, плохое настроение. Вероятно, сказывается результат последних месяцев. Постоянное напряжение, дебильные подчинённые. Чёрт, ну почему в ближайшем окружении собираются одни угодники, лепечущие в глаза сладкие слова, но при этом готовые уничтожить тебя в ту же минуту, как оступишься? Полковник служил в дивизии год. Первое время ему нравилось его новое ближайшее окружение, но чем лучше он узнавал этих людей, тем страшнее ему становилось.
– Сам виноват, – подумал Колесников, вспомнив Мюллера из «17 мгновений весны», – доверять нельзя никому.
На должность командира дивизии он был назначен сразу после окончания академии Генерального штаба. Полковник был сравнительно молод и честолюбив – ему было 43 года, что давало запас времени для совершения карьерного роста. Он с неохотой узнал о назначении в Калининград. Дело в том, что дивизия, которой ему предстояло командовать, была дивизией сокращённого состава. Командовать ей, конечно, легче, чем той, в которой 10 тысяч человек. Но Колесников мечтал о больших звездах. Уж если не маршальский жезл в руках, то хотя бы солидная должность в Министерстве Обороны, просторная московская квартира где-нибудь в центре (дом на Серафимовича подойдет). А здесь не Москва… Служебная 4-комнатная квартира в центре, конечно же, лучше, чем ничего. Но перспективы туманны. К тому же начавшаяся перестройка испортила все планы.