– Беда, батюшка! – бухнулся ему в ноги странный пришелец. – Не вели казнить, вели слово молвить!
– Говори. – велел королевич, и сердце его заныло от дурного предчувствия…
– Марью-царевну мачеха извела! – …с беззвучным воплем боли сердце оборвалось и рухнуло куда-то вниз…
…Марья-царевна, суженая, Марьюшка, Машенька… Дочь друга и союзника, царя Гвидона… Елисей, как в тумане, вспоминал ее улыбку, бездонные синие глаза и тяжелую, с руку толщиной и длиной почти до земли золотую косу…
– …в гробу хрустальном, семь братьев-разбойников лесных гроб охраняют – продолжал бубнить странный гонец.
– Где?!
– Так в лесу, что за холмами, на границе царства нашего, если на север идти… – затараторил оборванец.
– Коня мне! – крикнул королевич, бросая вестнику кошель. – Быстро!
Долго ли, коротко ли ехал королевич, но, наконец, приехал к дремучему, темному лесу. На опушке он увидел избушку на курьих ножках; как полагается, попросил ее повернуться и с глубоким поклоном (уж больно низка была притолока) поздоровался с Бабой Ягой.
– Заходи, заходи, добрый молодец! Что ж ты, дела пытаешь, аль от дела лытаешь?
– Да вот, суженую свою, Марью-царевну, разыскиваю… Говорят, сгубила ее мачеха, так хоть могилу ее увидеть…
– Вон оно как… – помрачнела старуха. Потом придвинулась к королевичу и так долго и пристально смотрела ему в глаза, что по спине его побежали мурашки, и грозно спросила:
– Любишь ее?
– Люблю, бабушка!
– Тогда ступай по тропинке. Дойдешь до дороги, пойдешь по ней налево. Там сам увидишь все, а сердце тебе подскажет, что делать. Ступай!
Не прошло и часа, как королевич выехал на дорогу, идущую через лес. Как было сказано, Елисей повернул налево. Вскоре он с удивлением заметил указатель с кривой надписью «Гроб Хрустальный» и стрелкой. По крайней мере, ехал королевич правильно.
«Гроб Хрустальный» оказался низкопробным трактиром. В темном зале с низкими, закопченными потолками воняло сивухой, тухлятиной, из которой варили похлебку, и блевотиной. Какая-то женщина, шаркая ногами, ходила между столов и, низко опустив голову, подавала еду и выпивку, а мужчины, сидящие за столами, грубо орали ей: «Пошевеливайся!» Королевич Елисей сел за свободный стол и женщина повернулась к нему…
Елисей похолодел. Это была она, его ненаглядная, Марьюшка, Машенька, но в глазах ее застыло столько боли и страха, что они казались мертвыми.