– Благодарствую, братушки, уговор соблюли. Я здесь остаюсь. Вам же желаю обрести то, чего ищете!
– Ну что ж, вольному – воля, а спасенному – рай, – дивясь и в то же время тихо радуясь, ответствовал Маркел. – Может, еще и свидимся когда… Отдели ему, Марфа, снеди без обиды.
На следующий день на шестах отмахали сразу четырнадцать верст. Но радость была недолгой: речка вошла в очередной горный узел. Горы! Кругом горы! И справа и слева горы, горы, горы, вершины которых теряются в клубах тумана. На мрачных скатах угрожающе торчат зубья скал. С каменистых выступов низвергаются жемчужными нитями ручьи. А в тесном ущелье мчит, беснуется обезумевший поток, супротив которого медленно, но упорно ползут лодки.
Вскоре речку покрыли новые пороги: гряды базальтовых «сундуков», выставивших из воды мокрые, отполированные крышки. Холодная вода неслась между ними так быстро, словно пыталась согреться. Мужики, одолевшие уже немыслимое число преград, в сомнении зароптали:
– Может, тот схимник со злым умыслом нас сюда спровадил?
– Да и Лешак, похоже, неспроста отстал!
Уловив перемену в настрое общины, Маркел воскликнул:
– Терпите, братцы, Господь нас испытует. Не гневайте нашего Владыку и Благодетеля унынием. Будем веровать в Его милость. Прежде здесь люди проходили? Проходили. Так неужто мы не сдюжим, отступимся? Мы ведь почти у цели!
Уверенность наставника благотворно подействовала на путников. Все сразу приободрились, усталые лица посветлели, в глазах вновь загорелся огонь веры.
На шестах по порогам подниматься было немыслимо, а обходить невозможно – берега очень крутые. Поэтому решили тянуть лодки по-бурлацки, на веревках, привязанных к носу и корме. Бородачей выручало то, что вдоль одного из берегов всегда можно было идти вброд. Но продвигались медленно, так как приходилось то и дело проводить дощанки меж камней, одолевая мощные сливы.
На второй день бечевания[19] измученные путники увидели в проеме каньона лесистую впадину, закрытую с севера и юга мощными острозубыми хребтами. Более высокий, северный, венчался цепью снежных шапок, вокруг которых разбрелись отары кудлатых облачков. Над самой же впадиной небо было чистое, нежно-синее.
Строптивая речка, уже получившая название Глухоманка, брала начало с ледника на восточном, невидимом отсюда стыке хребтов. Сбежав по ступеням предгорий во впадину, она успокаивалась, и дальше шли на шестах играючи. Мужики не заметили, как отмахали версты четыре. Перед двугорбым холмом спохватились и свернули в заводь, оправленную на всем протяжении полосой кремового песка. С него нехотя взлетел жирный лоснящийся глухарь, клевавший мелкие камушки.