Достоверный ответ на эти вопросы может быть получен лишь в непосредственной беседе с кем-то из «пришельцев» (в обстановке, исключающей ложь).
Баренцево море.
5 марта 1953 г.
Корабль пробивался сквозь шторм. Курсом норд-вест – от Мурманска на Шпицберген.
В иной реальности этот северный архипелаг влачил бесцветное (или благое, с точки зрения «зеленых») существование. Будучи по договору демилитаризованной территорией – и не имея никакого экономического значения. Единственное богатство, уголь, – было дорого и далеко вывозить (ну не в Англию же, где своего навалом). К тому же, начиная с пятидесятых годов, энергетика всего мира стала переходить на нефть и газ – а Норвегия, одна из «совладельцев» архипелага, обнаружила запасы нефти у себя под боком, в Северном море; что до СССР, то даже для снабжения северных районов дешевле обходился уголь из Воркуты. В итоге в начале двадцать первого века владение Шпицбергеном было и для РФ и для Норвегии в значительной части делом национального престижа (которое оставить жалко), а также местом полярного туризма и научного интереса – так, советские поселки Грумант и Пирамида были законсервированы, и один лишь Баренцбург обозначал российское присутствие, на шахте даже велась добыча угля, который однако не вывозился, а шел исключительно на собственные нужды (весьма скромные). И даже землю (для теплиц, чтоб обеспечить овощами и зеленью население шахтерских поселков) туда завозили на судах с материка (своей не было – только скалы). Причем занимались этим исключительно советские, а не норвежцы[2].
В мире, где Победа была в 1944 году, Иосиф Виссарионович Сталин произносил речь на ХХ съезде партии (случившемся не в 1956 году, а в 1953-м) и Советская Армия дошла не до Эльбы, а до Рейна, включив в зону советского влияния всю Германию, а также Австрию, Италию и северные районы Норвегии – Шпицберген был занят советским десантом в январе сорок четвертого и окончательно закреплен за СССР договором от пятидесятого, урегулировавшим так называемый Норвежский кризис, когда последние фашисты, возглавляемые беглым рейхсфюрером Гиммлером, пытались толкнуть норвежский народ на путь возрождения нацизма. С тех пор, если статус Нарвика и Буде еще вызывал иногда антисоветские сборища в Осло, статьи в западных газетах и даже упоминания с трибуны ООН, – то со Шпицбергеном, который до 1920 года был ничейной территорией, сомнений не возникало. Как сказал Черчиль, «пытаться отобрать землю, на которую ступила лапа русского медведя, выйдет себе дороже».