–Твоя работа? – я снова прищурилась. – А меня чего ж сразу не завалил? Удовольствие решил растянуть? Своими руками все сделать?
–Нет, – широко улыбнулся Пророк. Даже руками развел в стороны. Как будто приглашал меня разделить с ним эту необыкновенную новость. – Зачем же сразу завалить? Ты вот какая красивая. Почти не изменилась за эти пять лет, пока я нары давил.
Охренеть. Приму за комплимент, ага.
Пророк бросил листок с фамилиями обратно на стол.
Перевитые крупными венами руки опустились на пряжку ремня. Звонко клацнули ей, расстегивая.
–Вначале я дам тебе шанс. Вдруг сумеешь высосать прощение? Я после зоны голодный.
Вот теперь меня точно проняло.
Сердце зашлось в паническом стуке.
–Рискни, Пророк, – я зарычала как тигрица. – Только попробуй. Я тебе хер отгрызу, отвечаю!
Он медленно шагнул ко мне и расстегнул молнию.
Тяжелая рука легла мне на затылок и подтолкнула вперед:
–Торчу от риска, Настюш. Язычок вперед посильнее сделай.
Я дернулась вперед.
Хотела ударить его лбом в пах. Попасть по яйцам. Сделать ему больно хоть каким-то образом.
Дикая злоба затопила душу.
Никогда я не терпела насилия над собой.
Никогда!
Но сейчас не тот случай.
Пророк перехватил меня за волосы. Оттянул назад голову. Во взгляде вспыхнула злобная же радость.
–Дикая сука точно!
Он склонился надо мной.
Впился в губы поцелуем. Жестко. Больно. Раздавил мягкую плоть об зубы.
До трещин.
Воздух в легких взорвался от притока адреналина. Меня накрыло его звериной аурой. Оглушило до самого нутра.
Стало страшно.
Я же полностью в его власти. Мне никто не поможет. Никто не знает, где я. И все, что остается – найти к нему подход.
Я обмякла.
Подчинилась через силу. Отпустила панику.
И Пророк... меня оставил.
Разжал пальцы. Оторвался от истерзанного рта. Мне показалось, что в его взгляде мелькнуло удивление.
Но думать сейчас еще и об этом было слишком сложно.
Пророк выпрямился надо мной. Пряжка ремня звякнула. Но хотя бы он к ней больше не тянулся.
Я на него не смотрела. Хватала воздух ртом и старалась делать это как можно тише.
Не надо его провоцировать ничем.
Он вдруг отошел. Потянулся к столу, взял еще один лист.
–Думской Никита Алексеевич, – я опять непроизвольно вздрогнула. – Две тысячи восьмого года рождения. Отличник учебной и строевой подготовки, надо же! Настюш, ты реально думала, что если сына в суворовское запихнешь, то его никто никогда не найдет?