Буфет - страница 3

Шрифт
Интервал


Через много лет мы случайно встретились с его мамой. Она посетовала, что мы с ее сыном так и не поженились:

– Жалко! Ведь он, Оленька, так тебя любил. Каждую осень, бывало: мама, где Оленькин шарф? Я уж и прятала шарф, новый ему купила – чистый мохер, красивый, теплый! Да ты уж меня прости, но ведь я даже моль как-то прямо на шарф твой посадила. Так не поверишь – и моль жрать не стала. А он, дурачок, наденет убожество твое и идет гордый. У меня сердце кровью обливается – единственный сын, а на шее тряпка, как с помойки. Вот уж это настоящая любовь была…

Видя, как я тружусь и стараюсь, бабка все-таки дала мне машинку. Заправлять я ее так и не научилась, но строчила лихо. В сшитом самолично платье я как-то вышла встречать маму на станцию. Увидев меня, и без того вспыльчивая мама страшно рассвирепела:

– Ты уж лучше юбку до кой-чего нацепи или просто в трусах болтайся! И то приличнее будет. Покупаю-покупаю, все импортное, модное – а она дурит! Шьет! Не понимает, что если руки растут из…

Тут мама огляделась, увидела удивленных людей вокруг и громко сказала:

– Это – не со мной.

И гордо пошла домой.

Я в своем дивном платье тащилась следом.

Утром бабка перешила мое платье на передник.

Еще одним экспериментом того лета был маленький белый платочек, на котором я вышила гладью вишенку на веточке. Гладь получилась суровой: папа, недоверчиво трогая вишенку пальцем, спросил:

– А это точно гладь? Ведь такой гладью если что – нос начисто срежешь…

Зеленая блузка на пуговках была завершающим аккордом. После этого бабка отобрала у меня машинку и спрятала ее на чердак.

Блузка не потерялась в странствиях, я таскала ее в чемодане, а когда у меня случалось плохое настроение, я доставала ее и тут же начинала хохотать как сумасшедшая – настолько она кривая, смешная и нелепая.

Теперь она висит в шкафу на даче, и вполне может быть, что когда-нибудь к ней добавятся неровно связанный шарф или криво вышитый платочек.

Кошенька Маруся


А вот желтая пластмассовая кошка – не помню, откуда она, кажется, она досталась мне уже без хвоста.

Девочки эти были совсем другие. Мы носились по улице одни, а их не выпускали, они играли только на своих участках.

Девочек было две – одна моя ровесница, другая постарше на два года.

Мы познакомились через забор, вечером бабушка одной из девочек зашла – как бы случайно – к моей бабке, удостоверилась, что я вполне воспитанная, и на следующий день меня пригласили играть к девочкам.