- Ты что, Михаэль, - с настоящим
ужасом в глазах воскликнул Фриц, - собираешься пить этот
божественный нектар, как обычное пойло?
- А чего тут сложного? – удивленно
пожал плечами Иван. – Наливай, да пей. К тому же я такого дорогого
коньяка никогда не пробовал.
- Ох, Михаэль-Михаэль! – Укоризненно
покачал головой Кремер. – Ты не понимаешь, какого наслаждения
лишаешь сам себя. Но ты еще молод, и всё у тебя впереди! А я тебя
научу, как старший и более опытный товарищ. Пойдем.
Оберст-лейтенант вышел из кабинета,
разведчик – следом. Заперев входную дверь, Кремер, свесившись вниз
на перилах лестницы, громко крикнул:
- Тухель! Тухель, разрази меня гром!
Оглох, что ли?
Дверь на первом этаже скрипнула, являя
«на свет» ужезнакомого Чумакову охранника из «Комариной
церкви».
- Я здесь, герр оберст-лейтенант! –
задрав голову, ответно прокричал тот.
- Сегодня меня больше ни для кого нет!
– безапелляционно заявил Кремер.
- А что говорить, если будут
спрашивать, герр оберст-лейтенант? – А солдатик-то попался
дотошный.
- Что угодно, - отмахнулся Фриц, - от
«уехал с инспекцией», до «пал смертью храбрых». Все!
- Яволь, герр оберст-лейтенат! –
отрапортовал Тухель, вновь скрываясь за дверью.
- За мной, Михаэль! – распорядился
Кремер, направляясь в дальний конец тускло освещенного
коридора.
Остановившись у низенькой неприметной
дверки, оберст-лейтенант отпер её еще одним ключом со связки и,
наклонив голову, прошел внутрь. Чумаков последовал за старшим
офицером и оказался в небольшой уютной комнате, с одним большим
окном, выходящем прямо на расположение танкового полка. Со второго
этажа было отлично видно, как серьёзные бронированные машины
растянулись вдоль кромки виднеющейся неподалёку
лесополосы.
Маленькое помещение было превращено в
этакую «комнату отдыха»: обшарпанные стены с растрескавшейся
штукатуркой были «задрапированы» основательно потертой красной
бархатной тканью, по всей видимости, бывшей некогда театральным
занавесом.
Возле самого окна, распахнутого
настежь по причине жары, стоял маленький столик, а рядом с ним два
старых резных кресла с облупившейся позолотой, явно привезенные в
Дом культуры Тарасовки из какого-нибудь отдаленного барского
поместья. В самой деревне Чумаков ничего подобного не
заметил.
Кремер усадил Ивана в одно из этих
кресел, а сам уселся напротив, поставив на стол вожделенную пузатую
бутылку с коллекционным коньяком.