Поэтому, когда дверь в мою комнату без стука открылась, я даже почти не вздрогнула. Почти.
Медленно повернула голову, и сердце пропустило удар.
Дайрен. Высокая, широкоплечая фигура заслонила собой все пространство прохода. Голубые глаза сверкали в полумраке, и от этого вокруг словно становилось темнее, несмотря на горящий камин и несколько зажженных канделябров.
По спине пробежала волна дрожи. Что-то было не так с первым рыцарем, но я никак не могла понять, что именно. Казалось, что сейчас он еще больше не в настроении, чем обычно. Губы поджаты, взгляд – мрачнее самого мрака.
– Темного вечера, шер, – поздоровалась я, как было принято. Но Дайрен промолчал. Только лицо его дернулось, словно я сказала что-то ужасное и еще сильнее его разозлила.
Он упал в кресло, что стояло у двери, и, подперев ладонью подбородок, проговорил:
– Начинай.
Мурашки по коже.
Взгляд был острым и колючим. Обжигающим. В какой-то момент он скользнул по моему телу беззастенчиво и дерзко, заставив почувствовать себя голой. Вот так, в один миг.
Голос отказывался слушаться, но я все же начала рассказ.
– У нас в племени было много праздников. Как правило, все они приходились на весенние и летние месяцы, когда можно было собраться у озера, зажигать костры и танцевать всю ночь. Я помню, что молодые мужчины играли на длинных дудочках, а девушки прыгали через огонь. Самые сильные феи умели приручать ветер, и если вдруг в праздник была плохая погода, меняли ее без труда. Они играли какую-то особенную мелодию, от которой расходились тучи, и над головами загоралось звездное небо. В такие дни не бывало дождей…
Я рассказывала историю, но не могла сосредоточиться, чувствуя на себе мужской взгляд. Почти физически ощущая, как Дайрен касается меня этим взглядом.
В очередной раз появилось ощущение, что с первым рыцарем творится что-то странное. Словно внутри него горел темный огонь, отблески которого сверкали в небесно-голубых глазах. И этот огонь жег его.
Обжигал он и меня.
Я вздрогнула, осознав, что уже ничего не рассказываю, а только, не отрываясь, смотрю на мужчину.
– Тебе холодно? – спросил вдруг он, заметив мою дрожь.
– Нет, я… не могу сосредоточиться.
И голос застрял в горле. Сломался. Выдал мое беспокойство.
Страх.
– Многое стерлось из памяти, – добавила зачем-то, будто оправдываюсь.