— А ты очень их любишь? — не теряется Адам и вновь пускается в расспросы.
Доченька охотно рассказывает о своих интересах и вкусах. Она легко идёт с ним на контакт. Вообще она легко идёт на контакт почти со всеми. И только с Лешей меняется до неузнаваемости. И я иногда задумываюсь: может, это звоночек? Может, стоит прислушаться? Что я чувствую к Леше, если отбросить посторонние факторы и оставить только нас с мужчиной вдвоём? Не успеваю ответить на свой вопрос, как в сумке оживает мой телефон.
Только о нем подумала… Леша знает, что мы сегодня в первый раз втроём встречаемся с отцом Ани.
АДАМ
Юля как-то уж слишком печально взглянула на телефон и сообщила, что отойдёт на минутку. Она отошла не очень далеко, чтобы можно было держать нас в поле своего зрения.
Я стараюсь не думать о ее негативном настрое, но это отчего-то очень цепляет. Ну все могу понять, но сейчас не время неприязнь и холодность демонстрировать. Хотя… я, должно быть, и сам придираюсь: от девушки ни единого плохого слова и даже саркастичного намёка я не услышал. Но холодом веет так, что хочется включить обогрев.
Провожаю взглядом хрупкую фигурку, а когда осознаю это, резко отворачиваюсь. И возвращаюсь к Ане.
Сижу и просто рассматриваю дочь. Она скручивает желтую бумажную салфетку. Сначала я подумал, что Аня волнуется оставаться со мной наедине, и проявляется это вот так... Но спустя минуту понял, что она просто сосредоточенно мастерит что-то вытянутое.
— Что делаешь? — пытаюсь начать разговор.
— Это маме цветочек. Нас в садике Алена Викторовна научила.
— Тебе нравится в садике?
— Нет. С мамой лучше. Но мама говорит, что у каждого своя работа. У неё — журнал. У меня — садик.
Я подаюсь вперёд и зачем-то уточняю, хотя мне-то вроде как все равно.
— А мама в журнале работает?
— Да. Она редактирует статьи, которые ей отдают на проверку, — малышня задирает нос кверху и довольно прищуривается.
У меня чуть челюсть вниз не съехала. Юля в журнале? Редактором? Хм… Никогда бы не подумал. Интересно, а на какую тематику статьи?
— Анют, — я знаю, что Юля меня прибьёт, но все равно спрошу. Придвигаюсь ближе и понижаю голос до доверительного шепота, — а почему папа с вами не гуляет? Не хочет?
— Хочет.
Я опешил. Я... я…
— Просто он живет в другой стране, — поясняет Анюта, как само собой разумеющееся, а меня словно молния пронзила — даже пошевелиться не могу, и в груди что-то жжется. — И не может приехать. А ещё у нас нет его телефона. Поэтому позвонить мы тоже не можем.