Новость же о том, что Амелию похищали исключительно
ради свадьбы, его удивила. Ведь, чтобы это провернуть, Нобу покинул
столицу и оборвал все связи. Сделал Дом Идэ врагами Империи. С его
позиции не имело никакого смысла брать Амелию в жены после этого,
но в своих расчетах Князь Воды не учел один момент.
Тот, о котором я ему рассказал.
Этим моментом был «Посейдон».
Не вдаваясь в подробности, я пересказал ему то, что
удалось раскопать Лисе. О планах Старейшины Дома Идэ атаковать
Форт-Хелл. Посеять хаос. А потом прибыть в Империю спасителями и
вернуть таким образом утраченное влияние, используя для этого
Амелию и/или ее будущих детей.
И чем больше водник слушал, тем сильнее злился, а
когда я добавил, что финальной частью плана Дома Идэ было подмять
под себя Клан Воды или же вовсе вырезать их всех как конкурентов и
занять место собой, от Князя Воды потянуло резким холодом, а его
костяшки побелели.
В глубоких темно-синих глазах плескалась чистая
незамутненная ярость от осознания того, кому он хотел отдать свою
сестру.
— Я убью их… — прорычал Князь Воды.
— Кого именно? — спокойным голосом уточнил
я.
— Старейшину… Нобу… всех!!! — скрежетнул зубами
водник.
— Старейшина мертв, — напомнил я, — как и вся
замешанная в планах атаки верхушка, включая Нобу. Доступ к
«Посейдону» утрачен, а помимо лояльного мне человека, который под
моей защитой, у Дома Идэ остался только целый город невинных и куча
проблем. Еще лет двадцать им точно будет не до захватнических
планов.
— Тогда… тогда зачем ты мне это рассказал?! —
возмутился Князь Воды, — зачем, если я ничего не могу
сделать?!
— А затем, друг мой, что именно так формируется то,
что важнее бумажек, — с улыбкой кивнул я на обрывки договора в
мусорном ведре, — доверие.
На то, чтобы осмыслить мои слова и взять себя в руки,
у Князя Воды ушло пять минут и литровый чайник успокаивающего чая.
Уверен, он бы выхлебал и больше, но Лекса уже ушла и добавки не
приносила.
Я видел, как колебался Князь, желая стереть с лица
земли Дом предателей, который годами втирался ему в доверие и
которым он сам открыл путь в Империю. Но злость эта была уже больше
на себя и свои действия, чем на восточников.
Ведь Князь сам избрал политику сближения с Востоком,
после того, как его суровый отец вел с восточниками исключительно
военные взаимодействия.