Простояв так некоторое время, я развернулся к лежанке справа,
посмотрел на неё. Застеленная, пустующая. Перед своим выходом на
первую вылазку Виталик тщательно заправил её, хотя раньше такого за
ним я не замечал.
Я присел на свою лежанку, на неубранную и чуть смятую постель,
прислонился спиной к стене и положил на неё затылок. Прикрыл глаза,
вслушиваясь в тишину, ловя эфемерную пустоту, что сейчас царила в
комнате. Ощущая одиночество. Снова посмотрел на лежанку напротив.
Так я сидел до тех пор, пока усталость снова не подступила ко мне.
Сняв ботинки и не раздевшись, я завалился набок, укутался одеялом,
и через минуту уже забылся во сне.
Когда я проснулся, комната была погружена в кромешную тьму. Я
понял – уже поздний вечер. Сколько я проспал – не знал. За время
подобной жизни, когда весь организм перестроился на непрерывную
частоту повышенного внимания, я приспособился просыпаться без
будильника. Да и таких вещей сейчас у нас уже не было. Но само по
себе время оставалось; механические часы, висевшие на стене в
коворкинге и напротив аудитории, ведущей на балкон, отсчитывали
стрелками секунды, и мы точно знали, какой нынче час.
Спать мне удавалось по семь часов, ни больше, ни меньше.
Выработал мой организм такой режим сна. Но сейчас было очень темно,
и мне казалось, что я проспал довольно долго.
Я приподнялся на локтях, поморгал глазами, зевнул и осмотрелся.
Потом, когда чуть отошёл от спросонья, сел на матрас и слегка
потянулся. Глаза мои машинально устремились вперёд, где по другую
сторону находился ещё один матрас. Пустующий.
Веки всё ещё не хотели разлипаться полностью, но я смог
заметить, что матрас оставался заправленным так же, как и при моём
приходе. За четыре года жизни в вечном мраке глаза наши
приспособились ко тьме, и хоть моё зрение было неидеальным, я точно
подметил для себя, что за всё время, что я спал, матрас напротив не
трогали. А это значит только одно…
Сколько же я проспал?
Комнатную тишину, текучую и плотную, резко прервал размеренный
скрёб по входной двери, будто кто-то ножом или когтем водил по
древесной поверхности с той стороны. Я обернулся на выход, чуть
затаил дыхание, прислушался. Скрёб протяжный, но настойчивый, будто
бы снаружи кто-то усердно хотел попасть внутрь.
Стараясь лишний раз не шуметь, я поднялся с матраса и побрёл к
двери, не надевая ботинок. Приближаясь к ней, я услышал с той
стороны ещё один странный звук: чьё-то протяжное, заунывное
завывание. Подойдя вплотную, я прислонился к холодной жёсткой
поверхности одним ухом, напряжённо вслушиваясь. Скрежет царапающего
когтя был отчётливым. Вой был тихим и мрачным. Но потом оттуда
раздалось ещё и приглушённое рычание.