Сёстры встретились взглядом, и я заметил неприятную перемену в
Ольге. Фактически поставил её будущее в зависимость от готовности
старшей сестры вернуться в семейное лоно. Та старалась. По ночам –
особенно, насколько это возможно при годовалом ребёнке и младшей
сестрице за стеной. Я уже немного привык к такому положению дел. Но
сколько-то возвышенные чувства не вернулись ничуть. Девяносто
процентов лояльности к Вике оттого, что она – мама Маши. А её
лояльность ко мне пока не простирается до готовности лететь в
Америку.
- Тбилиси… Хорошо. Мы с Ольгой не были в Грузии. Лететь сколько?
Как Ванечка выдержит?
Пацан прекрасно перенёс поезд. А если начнёт вопить в самолёте,
это будет проблема пассажиров, летящих рядом, нас не заставят
сойти, рейс беспосадочный.
Я поднял трубку и набрал хорошо знакомый номер.
- Гамарджоба, генацвале! Сижу в Ленинграде в гостинице
«Астория», тут по радио передали: у украинцев атомная станция
взорвалась, накрыло не только их, но Белоруссию и часть России
тоже. Что? Конечно, дорогой. Бегу за билетом.
Он-лайн его не купить. Я заказал такси через сервис отеля и
помчался за билетами в круглосуточную кассу. Без стеснения сунулся
в свободное окошко для ветеранов и Героев Советского Союза, сунул
паспорта и получил нужные листочки. Советский у меня заграничный
долгоиграющий, продлил в Москве по пути в Минск. Раньше в СССР так
было: при выезде за бугор сдаёшь внутренний, получаешь
международный, действительный лишь на время командировки. В общем,
если бы не ПГУ, огрёб бы проблемы. Ничего, подстраховали.
Перед сном Оля заложила, пока Вика мылась в душе:
- Она звонила в Минск. Мама сказала, Гошу выпустили.
- Так давно пора.
- Ему накинули за дебош в изоляторе несколько суток. Не важно.
Он съездил в Ждановичи, обнаружил, что замки заменены.
- Взломал?
- Нет, не до такой степени отмороженный. Обнаружил шмотки в
гараже, забрал. Вернулся к себе. Но до этого заехал на Пулихова
плакаться. Худой, осунувшийся, мама говорит – щёки словно собачьи
брыли висят.
- И как Вика восприняла?
- Вроде без особых эмоций. Да, жалеет его. Не понимаю, почему
давно не сказала: забудь дорогу ко мне.
Я не стал озвучивать свои версии, но взял на заметку: мне жена
ничего не сообщила.
В Грузии нас принимали так, что обе взрослые женщины и очень
маленькая не раз восклицали: почему мы сразу поехали не сюда, а в
Ленинград? Даже Ваня в колясочке улыбался и гукал как-то более
радостно. Резо моментально организовал показательный турнир первого
и пока единственного чемпиона мира из СССР по профессиональному
боксу с тяжеловесами и супертяжеловесами республики, против пяти
соперников я боксировал по два раунда, очень тщательно дозируя силу
ударов, чтоб парням мало не показалось, но никому не погасил свет и
ничего не сломал. Нас буквально носили на руках. На приёме у
Шеварнадзе я почувствовал, что скоро лопнет даже демоническое
здоровье, если опустошать рог с вином один за одним, обязательно до
дна, иначе «не уважаишь». Правда, приём был неофициальный, без
информации для прессы, так как неприятная тень невозвращенчества
пока ещё порхала за моей спиной.