Молодого человека огорчало, что для выхода из повседневности не помогают ни наркотики, не дающие почувствовать ничего, что человек не смог бы ощутить без них, ни ночные клубы и прочие развлечения подобного сорта, так как момент короткого выхода в экстатическом танце имеет свойство обрываться, и чтобы его продлить, надо приходить туда вновь и вновь, обращая это в привычку.
Так что же тогда? Парень уже знал ответ, хотя он ему не нравился.
Нормальная жизнь. Но не по установленным правилам, а по своим. Использование культурных достижений, установление режима работы, отдыха, семья, очаг, дети, старость…
«Невыносимо! Но выхода нет, – думал он – это не пройденный подростковый бунт играет».
Но все эти невесёлые мысли были вытеснены воспоминанием о вчерашнем случае.
Он точно также возвращался довольно унылой чередой улиц и дворов, тающих в закатном солнце. В руке держал купленный только что «Сникерс» – эквивалент разрешённой самому себе дневной порции сладкого. Проходя мимо колодца у обочины, он услышал едва уловимое пение. Это был протяжный восточный мотив, его звучание было настолько сладким и завораживающим, что руки и ноги размякли и перестали слушаться.
Он осознавал всё, что происходит, ощущал своё тело и потому не боялся. Он знал, что в нужный момент сможет сбросить оковы и уйти. Несмотря на то, что пение было едва различимо в гудящем от автомобильных шумов воздухе, его источник, как будто подсвечивался в сознании – закрытое люком отверстие колодца.
Периферия зрения исчезла – остался один колодец и ангельские голоса, отыгрывающие своё существование в льющейся мелодии.
Что им двигало? Конечно, любопытство – не сама мелодия. Впоследствии он изменит мнение на этот счёт.
Шаги, которые были сделаны до колодца, стёрлись из памяти. Остался только люк и невероятное, растворяющее в себе пение.
А потом люк колодца взлетел, поднятый чёрными острыми щупальцами. Раздался звук между свистом и визгом, режущий разнежившуюся душу как ржавый нож. Одна из щупалец схватила «Сникерс». Владислав упал и попытался отползти, но чувства брошенности и безграничного одиночества парализовали его волю. Жить и что-то делать не хотелось. Сознание оставило его.
Так он познакомился с тем, что про себя назвал Крабусом.