Сначала она ждала удобного момента, чтобы выпрыгнуть из машины и подбежать к отцу. Но… он надел длинный черный плащ, как и все остальные, и теперь девочка не могла точно сказать, кто из них ее папа. Потом ее одновременно ошеломила и удивила обнаженная женщина… То, чем занимались здесь взрослые, игрой уже не казалось.
Маленькое сердечко часто-часто забилось, когда мужчина в маске козла снова начал петь что-то непонятное.
– Мы взываем к Амону[4], богу жизни и всего сущего. Взываем и к Пану[5], провозвестнику страсти.
После того как он произносил каждое имя, все остальные повторяли его. Перечень был долгим.
Потом все стоящие на поляне раскачивались из стороны в сторону, издавая низкий гул, пока верховный жрец пил из серебряной чаши. Допив, он постановил чашу на алтарь – на грудь лежащей на доске женщины – и взял в руки нож. Указав на юг, восток, север и запад, жрец воззвал к четырем князьям тьмы.
Сатана, повелитель огня,
Люцифер, светоносец,
Белиал, не имеющий властелина.
Левиафан, змей глубин.
– Аве, сатана! – подхватили люди в черных плащах.
Девочка, стоявшая в кустах, затряслась от страха.
– Я взываю к тебе, повелитель, князь тьмы, король ночи, разверзни врата ада и услышь нас! – Теперь жрец уже не молился, а выкрикивал слова как приказ. В его руках был пергамент, и блики пламени просвечивали сквозь него, словно кровь. – Мы просим плодородия нашей чаше, просим изобилия! Уничтожь наших врагов, пошли немощь и боль тем, кто хочет помешать нам. Мы, преданные тебе, уповаем на благополучие в своих делах и наслаждения. – Он положил руку на грудь женщине, символизирующей алтарь. – Мы берем то, что хотим, во имя твое, повелитель мук. Во имя твое мы говорим: «Смерть слабым! Благополучие сильным!» Наши жезлы твердеют, наша кровь кипит. Пусть наши подруги сгорят в огне страсти. Пусть они получат нас без остатка.
Голос мужчины по мере того, как он продолжал взывать к силам ада, звучал все громче. Он наколол пергамент на конец ножа и держал его над свечой до тех пор, пока от старой бумаги ничего не осталось – лишь дым. Двенадцать фигур, окружавшие своего верховного жреца, мерно раскачивались.
Он положил женщине руку на холм Венеры, и опытная жрица любви застонала, начала двигаться…
В эту минуту двое в плащах втолкнули в круг черного козленка. Видимо, он был скрыт под складками их одеяний. Животное дрожало от ужаса. Люди продолжали петь, но теперь это было больше похоже на крик. Кто-то занес над козленком атамас – обрядовый нож. Остро наточенное лезвие мерцало в свете луны, от которой отступили облака.