Но свалиться не успела. Цепкие пальцы вцепились в мою лодыжку.
— Фух, — выдохнула я и обернулась. Альма смотрела на меня подозрительно блестящими изумрудными глазами. От такого взгляда сердце пронзила игла сочувствия... до боли.
— Ты чего..., — сдавленно шепнула ей, и сама чуть не разревелась, видя облегчение, с которым выдохнула женщина. — Не переживай...
Она очень быстро заморгала, чтобы сдержать слезы, а у самой столько надежды во взгляде засветилось, что я чуть не задохнулась от щемящей жалости к этой женщине... Сколько лет, она боялась за дочь, что даже сейчас страхует меня, словно полет с кровати мне может стоить жизни или здоровья...
Пока я, словно рак, пятилась обратно, мать с тревогой наблюдала за каждым моим движением, но как только, по ее мнению, я оказалась в безопасности, она зажмурилась, коснувшись пальцами складки между бровей, а затем выпалила:
— Что наш гость приказал?
Именно такая постановка вопроса заставила меня застыть в неудобной и смешной позе: одна нога в тапочке, а другая под попой...
— Миледи, — застыла, словно бандар-лог перед мудрым Каа, Марта. — Но он же граф...
— И что? — вскочила Альма и, выпрямившись, гордо вздернула подбородок, словно уже собиралась ставить на место случайного визитера. — Валент— Лина оммаж не проходила, присягу вассала ему не давала...
— Но он же граф..., — с придыханием вновь пролепетала Марта, словно в первый раз мы этого не осознали. А потом покраснев пробурчала под нос, надеясь, что хозяйки замка ее не услышат: — И такой лапушка...
— Не забывай, что твоя госпожа — баронесса Ле-Морте, — зашипела рассерженной кошкой матушка так, что даже у меня волосы на руках дыбом встали. — Жрица Богини-заступницы. Пока она не выберет себе сюзерена — она подчиняется только королю и то, только в вопросах жизненного уклада*(*уголовного права)!
В этот миг, я наконец слезла с кровати. Ох, как непривычно мне землянке было выбираться из перин. Я пыхтела как самовар, стараясь сохранить невозмутимую маску на лице и услышав такое заявление баронессы-матери, честно постаралась не выдать свое изумление. Для меня это было настоящим откровением, наверное, не вся память Валент-Лины мне досталась.
Однако не только для меня это было новостью. Марта, вскинув брови и приоткрыв рот застыла с удивлением глядя на Альму. Бедные глаза девушки настолько выпучились, что мне стало за нее страшно, и опять я сама себя изумила: