Скучных людей было здесь мало – серая масса затерялась где-то. Все, какие-то действительно русские люди, правда разных формаций, от придурковатых интеллигентов, пасущихся возле метров науки и докторов – выходцев с того раута, в том числе.
Был там и тот степенный господин – профессор биологических наук, единственный, кто держал в руках бинокль, имея монокуляр на нужном месте одновременно. И вкрадчиво всматривался в эту череду стеклышек, с любопытством юноши, в поисках какого-то редкого кустарника в чащобах дивного берега Приморья.
Его отстраненность, как и некоторых других, чаще всего, рядом стоящих, раздражала толстотелые существа представителей богатой, но лишенной интеллекта, знати. Надоевшие выкриками – будто продавали на палубе любимых осетров или на худой конец, вялую камбалу, с активными призывами – все большой и большей громкости.
Можно поразиться, насколько грубыми голосами все это издавалась из, казалось бы, женских одеяний, такие глотки как у них, по своему звуковому диапазону звучали зловещей диких медведей, особенно после того, как им лучшим, очаровательным, восхитительным и гениальным, сказали, что еды не будет и лакеев тоже. Был бы под рукой батог – мерзавец в лице старика-капитана в миг бы оказался выпорот не тонкими, не прелестными, но при этом оставаясь женскими, диаметром – как сточная труба, ручонками.
Были здесь и снобы, и кудесники малолетние тоже. Лучше всех здесь выглядели военные – именно эти негодяи, по мнению купечества и некоторых шизоидальных, в плане своего бессметного самолюбования, деятелей театра и даже трех артисток труппы сгоревшей театральной школы, совершенно обнаглели и узурпировали право, на желанные апартаменты в каютах первого класса. И поверьте, им было все равно. Так что десять из двадцати кают было занято военными не просто так, как могло быть, по желанию генералища с рыжими усами, а потому – что так были принято в адмиралтействе, в качестве дарования особенно отличившимся в боях гражданской мясорубки, раненым, ходящим на костылях, представителям сравнительного молодого, средний возраст «везунчика» составлял сорок лет, офицерского сословия.
После небольшого затишья, вызванного единственной репликой капитана о том, что еда все же есть, толпа вновь взорвалась, в миг позабыв о удовлетворении потребности в пищи, они же сразу подумали, не все конечно, что команда, имеющая большой дефицит в кадрах, и благодаря им, работающая в фактически бессменном режиме – заменялись лишь человек «у руля» и команда в машинном отделении, остальным была уготована вечное, ну почти, здравствование.