И ей, как модному фотографу прогрессивных взглядов, Чулпан пишет письмо с просьбой поснимать детей в больнице: “Нам очень нужны хорошие и светлые фотографии, с их помощью мы могли бы убедительнее рассказывать о детях, которым нужна помощь. У фонда нет денег на оплату фотографов, да и работа эта такая, что требует иной вовлеченности, чем просто профессиональный интерес; мы ищем волонтера. Может быть, вы могли бы найти время и приехать в больницу?”
Никакого ответа от модного фотографа, однако, не приходит.
Чулпан ждет и ждет, уговаривая себя, что это было слишком смело: вот так, внаглую, без посредников и поддержки общих знакомых писать такому серьезному и занятому человеку, как фотограф Ольга Павлова. Потом Чулпан отчаивается, а потом и вовсе перестает ждать ответа. Через полгода, прибежав к кому-то из детей в РДКБ, Чулпан нос к носу сталкивается с модным фотографом Павловой. Та теперь в маске, шапочке и халате: лежа на животе посреди коридора, сидя на корточках за тумбочкой, из-под кровати, в шкафу, на перевязке, где угодно, – Павлова фотографирует детей. “Я… Я же вам писала”, – в некотором изумлении бормочет Чулпан. “Вы – мне?” – с не меньшим изумлением отвечает Оля. Разумеется, никакого письма она от Чулпан не получала. Просто потому, что Чулпан, написав, так разнервничалась, что забыла свое письмо отправить. Полгода оно провалялось в неотправленных. Мы потом отыщем его в компьютере Чулпан и как следует посмеемся.
К этому моменту в фотоархиве фонда уже будет полно Олиных снимков: например, где мы все вместе сдаем в “Современнике” кровь для создания первого в России реестра доноров костного мозга. Чулпан Хаматова, Дина Корзун, журналист Валерий Панюшкин, за него через несколько лет Оля выйдет замуж и родит одного за другим детей – Веру, Надю и Петю. Все мы сфотографированы Олей из-под стола. Увековечив тот день, сама она осталась никем не замеченной.
Кроме хроники первых лет жизни фонда, в Олином архиве полно чрезвычайно неожиданных для того времени фотографий: ребенок в кадре светел и спокоен, как правило, он или смеется, или занят каким-то своим обычным делом. Да, на нем может быть маска, сам он – лысый, а из подключичного катетера тянется трубочка капельницы. Но на это не обращаешь внимания. Потому что человек в кадре – светится. И живет. И собирается непременно жить дальше. В 2007-м такое, недраматичное, но спокойное и светлое отношение к онкологическим пациентам, тем более к детям, было без преувеличения революционным.