Николай, радуясь, что все обошлось по крайней мере с ведром, услав сыновей прогуляться к Петровым в Новоселки, взялся успокаивать Зинаиду, пригласил зайти и выпить чаю с ирисками.
– Коля, вот как я теперь буду за водой ходить, скажи? Вдруг она уже всю воду отравила, – не могла успокоиться вдова. – Или пойду зачерпну воды, а она меня за руку… И до больницы не довезут!
– Да ничего и не будет, Зин. Это ж мелкая еще тварь, яду не набрала, не гадюка еще, а так, – Коля махнул рукой, – гаденыш.
– Твои пацаны сами как гаденыши стали, – зло бурчала вдова, прикусывая чай ириской, а Николай, совсем сделавшись тихим и участливым, словно ему, старому волку, какой кузнец горло перековал, проворкотал ей ласково:
– А может мои ребята в тебе, Зинка, что-то разглядели? Сходство какое?
– С кем сходство? – не поняла Зинка и даже было обнадежилась, думая, с их матерью.
– Со змеей, – смеялся Николай. – Может, у тебя язык какой-нибудь особенный – длинный и раздваивается… А?
И, жмурясь в шалом прищуре, он стрельнул из-под притворно хмуренной брови таким озорным голодным глазом, что баба сразу отмякла сердцем и не находила больше в себе сил на обиду. А Коля продолжал смотреть на нее так, будто мысленно уже держал в своих лапищах широкий и квадратный, весом и охватом со свой старый телевизор "Горизонт", Зинкин тыл.
"Слишком уж напориста, – говаривал Николай, если кто его спрашивал, отчего бы им, вдовцу да вдовице, не связать свои и судьбы и, через улицу, напротив друг друга стоящие дома. – В том-то и дело, что по разные мы с ней стороны от нашего Первомайского тракта. Вот если б рядышком, через забор, – тогда другое дело!". Имел он в виду, что Зинка и криклива, и упряма, и занудлива, и, что хуже всего, непримирима к его мужицким мелким слабостям как Минздрав. Едва какая-нибудь пьянка в доме Степановых затягивалась более чем на два дня, вламывалась досужая баба к ним в горницу раньше, чем становился слышен ее стук во входную дверь, – и пилила, и честила, и совестила Колю с друзьями-знакомыми, а позже и с Джегером, пока ее не умасливали или стопочкой или отправляя к ней ребят на помощь по хозяйству. "Коля, ты больной! – говорила она. – У тебя одно легкое, одно! А ты пьешь! И дыму напустил, как будто их у тебя три!».
И ребята шли к ней с неохотой, потому что благодарности никакой за труды от нее не видели и не слышали, кроме опять же наставлений и еще, пожалуй, подробных рассказов о том, какая травка от чего лечит – в этом она была дока. Банки, пузырьки, бутылочки с отварами и настойками стояли у нее по всему дому везде, где находилось свободное от сохнущих листиков мяты и веников зверобоя место. Впоследствии, когда Коля с Джегером уже запивались месяцами, они, наконец, смогли оценить Зинкины аптекарские увлечения, и с утра часто приходили просить какое-нибудь снадобье – из тех, что на спирту.