,
Если качка поставить в позу прачки.
Пробился в менеджеры гегемон,
В делах с утра до вечера, пижон:
В роскошных шопах на Мосту Кузнецком
Вручную и на тельфере перемещает грузы –
Тут парню не до музы.
Поизучает так-то рынок,
Да где-нибудь в подсобке,
В подвале под Мостом
(Денюжки шум не любят!)
Сведёт барыш в лопатнике пустом,
А вечером напьется на фанерной даче,
Да разведет гармонь,
Затянет про любовь да про удачу –
Тут барда нашего не тронь!
Я за углом стоял намедни,
Так думал, что растопит мне
Сугроб души и сердца лeдник…
ИВАН-ЧАЙ
(Романс Рашки Святогорова)
Отгорели яблони в саду,
Лист румяный землю заметает.
Я теперь тропинки не найду
В ту страну, где сердце умирает…
Милая, любимая, прощай!
Нищая любовь недолговечна.
На межах курится иван-чай,
Кумачовый тлен на землю мечет.
Лишь в осенней темени огни
На проезжей на большой дороге
Освещают прожитые дни,
Сладостные муки и тревоги.
Помнишь ли, родная, белый май,
Как сходились мы с тобой когда-то.
На межах курится иван-чай,
Застилая дымом боль утраты…
(Боди-Бог мрачнеет. Исида смахивает невольную слезу.
Иаков, переводя взглядс председателя Суда на адвоката,
недоумённо жует губами.)
РАЗНЫЕ СУДЬБЫ
БОДИ-БОГ (Иакову).
По-моему, ты перепутал ипостаси,
Смешал добро и зло.
Ты в здравом ли уме?
В сомненьи Я зело.
Что скажешь Нам хорошего, герой,
Об Анне Святогоровой
И о Настасье Рашкиной?
ИАКОВ (с жаром).
Оставьте, господа, сомнения:
Мужчины в просветлённом состоянии,
Просветлены и пассии не менее!
С помощью божией
На знойном страсти ложе
Девицы по ночам хлопочут
А по утрам добытое итожат.
(Люциферу торжествующе.)
Зелёное приходуют, сто баксов за визит!
Вопрос о рыжиках у тёлок не стоит.
(Тоном ниже, деловито.)
Но судьбы разные, как номера «Шанели»:
Одна на содержании тасует радостные дни,
Другая поспевает на панели.
Анастасия к Исааву прибилась, русскому поэту.
Они напоминают Фауста и Грету,
Когда жар похоти у Фауста высок,
И Гретхен свой ещё не схлопотала срок…
БОДИ-БОГ.
Какой такой Исав?
ИАКОВ.
(Молитвенно сложив руки.)
Мой рыжий брат, поэт, в делах сердечных ас,
Любитель «баб за баксы».
Всю жизнь он отличался мотством.
Он мне загнал, как древле брату Исаав,
За чечевицу первородство.
Мы в перестройку фарцевали с ним
Тряпьем дешёвым,
Потом – билетами под портиком Большого.
Тогда Отца народов прессовали дико,
Отменно шли билеты на «Эдипа».
Совки гнобили сообща вождя-тирана,