И все трепыхания Джона в попытке
что-то изменить – пустая трата времени. Как и мои попытки тоже. И
всё что нам оставалось – пытаться что-то делать, зная что шансов на
успех нет. Впрочем даже если их нет, это не значит, что надо
сложить руки. Потому с Джоном я и общался, как и не позволял себе
опустить руки.
– Изменения суть жизней, надо всегда
двигаться и меняться вместе с переменами, – прошептал Тзинч, от
которого я так хотел освободиться.
И который по иронии судьбы был
единственной причиной, по которой я не впал в апатию и стал
удобрением для Сада Нургла. Только его собственная частичка,
которая позволяла перерождаться, и сопротивлялась всем этим мыслям
вопреки всему. А значит свобода от него была участью даже хуже
смерти.
– Цугцванг... – тяжело вздохнул я,
чувствуя как мрак смыкается уже не только вокруг Вестгота, но и
вокруг меня.
Жгучая ярость тянулась словно мазут,
что покрывал нас с ног до головы. Голос Кхорна становился всё
сильнее, его власть казалась абсолютной. Из всех Тёмных Богов он
был древнейшим и больше всего люди напитывали именно его. Ведь
ярость была сутью животных, благодаря ей проходился естественный
отбор и с каждым мгновением мы падали в кровавую бездну, давая всё
больше власти злу.
Зло, которое ото дня ко дню
становилось лишь сильнее.
– Вестгот! – воскликнул я, вставая
на ноги и усилием воли разгоняя вихрь из пепла.
В очередной битве мрак затянул душу
Вестгота в бездну варпа, после чего открылась брешь, что стала
представлять угрозу и мне. Прыгнув прямо внутрь этого разлома, я
попал во владения Кхорна, по которым шёл и собирал в кулак остатки
своей воли и способности что-то менять. А мир вокруг давил и
заставлял меня боятся... боятся не других, а самого себя и того, на
что я действительно способен.
Вокруг же гремели битвы, насилие
здесь приобретало максимально подробные образы. Не нужно было быть
даже псайкером, чтобы осознать происходящее. Ведь всё вокруг было
рождено из нас. И обрывались женские крики, пока смеялись стоящие
по кругу демоны. Звенела сталь и лилась братская кровь, разрешая
извечный спор иерархии. Но самое худшее было то, что каждый виток
насилия порождал новое насилие, никогда не меньше, но зачастую
большее.
И жажда крови становилась сильнее
даже во мне. Я хотел выхватить из ножен меч, использовать свой плащ
перемен и стремительным потоком отрубить головы всем этим тварям.
Но внутри этого желания посилилось то самое зло, которое в любом
момент могло стать достаточно сильным, чтобы я навсегда потерялся
здесь.