Девушка всё также находилась в
глубокой прострации, состоянии в котором она была изнеможена,
расслаблена и теряла большую часть психической активности. Проще
говоря превращалась в безвольного овоща. Порой она даже не ела,
из-за чего слугам приходилось её кормить даже с помощью трубки,
чтобы та не подавилась. Жуткое зрелище.
Тем не менее Видар не дал никаких
чётких указаний на её счёт, будучи занятым более важными делами. А
Мордред... он не стал её убивать, давая возможность жить хоть...
хоть так. Возможно было милосерднее её убить, однако при попытки
это сделать был отмечен страх смерти. И хоть вопрос жизни очень
сложен, но Мордред счёл, что это проявление является
доказательством, что Алогема жива, способна чувствовать и
следовательно, как и любое живое существо, достойно чтобы за её
жизнь поборолись.
Тем более она никому не мешала, не
создавала проблем и в целом... в целом Мордреду и всем другим
отголоскам её было жаль. Она должна была стать самым лучшим, что
было в каждом из них. Хотя Сиберус вот говорил, что пора зарезать в
себе сентиментальность, дабы она не стала брешью для Хаоса. Может в
чём-то он и был прав.
– Так... – расставляя ноты, произнёс
Мордред. – В одном из СШК найденных Эпсилоном нашли ноты. Видно эта
музыка должна была скрашивать досуг колоний...
Большую часть времени Мордред
посвящал работе, но отдых был нужен и ему. И как-то так получилось,
что самое спокойное место было здесь, где он мог заниматься своим
хобби без осудительных взглядов Алора или Сиберуса. Да и вроде как
Алогеме это нравилось. Каждый раз, когда Мордред начинал играть,
она всегда отвлекалась от взгляды в стену и начинала смотреть на
струны скрипки и смычок.
Правда какого-то интереса в душе
Алогемы Мордред увидеть не смог. Ни радости, ни интереса, ни
разочарования из-за фальшивой ноты... да и учёные говорили, что это
просто физиологическая реакция на раздражитель.
– Знаешь, я тебе никогда не
рассказывал, но я был рыцарем. Не таким, каким были рыцари в честь
которых мы назывались, но тоже ни чё так, – ностальгично произнёс
Мордред единственному слушателю, который никогда бы его не осудил.
– Больше десяти тысяч лет назад это было, а до сих пор помню каждый
день... и то как был предан, и то как предавал сам, как пал на
самое дно и кто меня из него вытащил... Наверное поэтому у тебя
такие же глаза, как у неё.