Возвращаться – плохая примета. Том 1 - страница 39

Шрифт
Интервал


Застонав в бреду, принц едва не свалился с лавки. Надежные руки наставника подхватили и укутали одеялом, сменили тряпку на лбу:

– Все, все! Уже все, принц. Спите!

Маргарита

В серых рассветных сумерках меня разбудила возня у входа в горницу и глухое басовитое рычание. Мужской голос позвал:

– Лекарка, господину стало хуже!

Стянув с подушки тяжеленную голову, потащилась на кухню, натягивая по дороге ободок на волосы.

– Господи помоги! Что еще случилось? – Очки я брать не стала – вчера как-то без них обошлась и теперь щурилась на огонек лампадки.

Дотопала, посмотрела на раненого и присвистнула. Больной метался в бреду. Горячий, словно печь, лоб буквально обжигал руку. Тряпка свалилась на постель, но была уже почти сухая.

Так, срочно сбивать жар! Но чем?

Для начала намочила простыню в ведре и обернула парня, стараясь не лить воду на повязки, прикрывающие швы. Потом схватила кружку с отваром, заглянула – пусто. Долила из горшка, стоящего в печи, плюхнула побольше варенья и растерла в ложке драгоценные таблетки аспирина, сразу две.

Простыня высохла, но жар, кажется, и не думал уменьшаться. Только раненого заколотило мелкой дрожью. Зубы дробно стучали.

И вот как его поить, спрашивается?

Трубки никакой нет, да и как в нее залить отвар?

Вздохнув, набрала терпкую, сладкую жижу в рот, прижалась к покрытым корочкой, потрескавшимся губам и осторожно, по каплям принялась цедить на шершавый чужой язык.

И так раз за разом.

Щеки свело от сладости и вязкости отвара. По мере расходования, мужик-помощник время от времени подливал жидкость в кружку.

Наконец, бьющееся с горячечными перебоями в груди сердце под моими руками стало биться ровнее, а на лице и теле больного выступили мелкие капельки пота.

Расслабившийся пациент обмяк, дыхание выровнялось.

Можно встать и укутать его одеялом.

Устало загремела ведром, поливая из ковша дрожащие руки и умывая лицо. Утерлась вышитой ширинкой и присела в изголовье. Коснулась ладонью влажного лба – и провалилась в мягкий лесной мох.

Звонкий смех несся отовсюду, в вершинах сосен гулял ветер, солнечные лучи резали глаза. Я летала и кружилась в этом ярком свете, вольном ветре, в аромате колючих зеленых ветвей. Кружилась и пела, громко пела от радости и счастья. Звала смех к себе, а потом, уставшая и переполненная светом, упала на зеленую перину, с которой взлетела, и обняла весь мир.