Вран привычно ткнулся холодным носом в колено, напоминая о себе. Я опустила руку ему на голову, и мы пошли на горушку.
Вот только горушка была занята: три местных парня увидев меня присвистнули и начали громко разбирать мои стати: от возраста до фигуры.
– А ниче у нее дойки, хоть и старовата уже! – заявил один тощий блондин в пестрядиновых шароварах.
– Так и сзаду есть на что посмотреть, – добавил мелкий черныш в просторной рубахе, оббегая меня слева.
– А уж румянцу любая сельская девка позавидует! – заржал третий, пытаясь меня сгрести длинными, как лопаты руками.
Точку в «беседе» поставил Вран. Пока я с нечленораздельным писком удирала от длиннорукого, он вцепился в зад чернявого. Потом оторвал клок пестрядиновых шаровар и под конец повис на рукаве рубахи длиннорукого ловца.
С руганью и криками парни бежали, потеряв шапки, а потом приходили к Руиме, жаловаться и лечить укусы.
Травница их жалеть не стала: мазь выдала, а заодно и по крепким шеям накостыляла. Поутру только глухой в деревне не знал, что к ученице лекарки с объятиями лезть нельзя.
Еще через день в наш дом доставили резной сундук из ароматного розового дерева. Сопровождали подарок те самые два воина, что помогали мне ворочать принца на столе.
К сундуку прилагался свиток с печатью. Руима сломала печать и прочла мне красиво выписанные слова. Принц благодарил за спасение, просил принять его скромные дары и напоминал, что не считает свой долг закрытым.
Под резной крышкой обнаружились платья – причем, не льняные или шерстяные, а из шелка, бархата и тонкого сукна. Ниже лежала стопка тетрадей, красивый письменный прибор из незнакомого мне камня с металлическими накладками, восковые палочки, стопка листов пергамента и узкие цветные тесемки и ленточки для упаковки свитков. В уголке приткнулся бархатный кошелек с сыто раздутыми боками.
Вздохнув, Руима покачала головой и посмотрела на меня. Я все прекрасно понимала: в деревне расхаживать в бархате и шелке по-меньшей мере странно.
Но я все-таки женщина, посмотреть и померить очень хотелось. Руки сами тянулись к нежному сливочному атласу подкладки, к теплой мягкости верхней юбки, тонкому плетению воротника и манжет.
Кивнув своим мыслям, я попросила воинов внести сундук в горницу и поставить в дальний угол.
Платья достану, полюбуюсь и уберу назад. А вот письменный набор придется осваивать – надолго тех ручек и карандашей, что завалялись в моей сумке, не хватит.