Мысли же мои были спутаны. Я
понимал, что переборщил. Последую последствия, но какие? Был ли я
так неуязвим, как хотел казаться? Вовсе нет. У Фонда имелось
множество способов на меня воздействовать, как и Кристинам М. явно
не была той, кто спустит псу его неповиновение. А именно псом для
Фонда я и был, как и все эти прекрасные и роскошные владения
являлись лишь будкой, в то время как печати – прочнейшей цепью.
– Ах... перестарался... – протянул
я, опуская правую руку, чувствуя что повредил руку слишком
сильно.
Однако раны исцелялись куда быстрее
обычного. Прочность каждой печати зависела напрямую от того, как
долго её не снимали. Потому какие-то жалкие крохи просачивались ещё
через печать Адама. Как и сам Адам значительно ослабел, что в
случае нужды... не хотелось думать о том, что в будущем найдётся
что-то, что заставит меня его убить. Однако если такой расклад
станет реальностью, то разыграть его будет куда проще.
Я развернулся, остановив тренировку.
Переломы стали слишком серьёзные, мышцы и сухожилия были также
повреждены, требовалось теперь сделать перерыв. Ведь крохи энергии
помогут всему исцелиться, но теперь уже за дни и недели, а не за
секунды. Оставляя за собой полосу крови, я спрыгнул с идеально
ровной платформы на яркую зелёную траву и прохладную, слегка
влажную землю, что с радостью принимала мою кровь.
Приняв душ, переодевшись в один из
своих костюмов, орудуя по большей части левой рукой, я вернулся в
одну из зон отдыха, коих в моей зоне было великое множество. Не под
сакуру, не в беседку рядом с могучим дубом, не к прудику, а просто
поближе к главному входу не посредственно в мою Зону Содержания. Я
не мог никак успокоиться, всё ждал когда ко мне придут снова, но
проходили дни, недели, миновал месяц...
Никто не приходил. Я был в
одиночестве, как и обслуживающему персоналу запрещалось появляться
в поле моего зрения. Из-за этого доставку еды осуществляла
бездушная машина. Вкуснейшая еда, лучшие напитки, но какой от них
толк? Я бы предпочёл голодать, но... Фонд прекрасно знал, что
больше всего я боюсь оставаться наедине со своими мыслями, с самим
собой.
И словно император, я мог
пользоваться благами, о которых большинство людей и мечтать не
могут, но находился в пытке. Тишина давила, искусственно небо
угнетало, а солнце жгло саму душу. Кругом камеры, они наблюдают и
знают, что скрывается под моей маской из манер и сдержанности. И
потому продолжают пытку. Заслуженную неповиновением.