Я отхаркивался, кашлял, но
захлёбывался ещё сильнее. А затем загорелся свет... тени стали
чётче. Страх... страх в какой-то момент вернулся ко мне. Когда в
последний раз я его испытывал? Ох, очень давно. Но в этот момент...
я словно стал тем же, кем был очень давно. Простым... простым
человеком, с аномальной силой, но полным страхов. Страхов перед
тем, что куда могущественнее его самого.
Сердце моё, где бы оно сейчас ни
было, заколотилось словно бешенное, разум взвыл, а я... я отпустил
руки, уходя на самое дно ванны и испытывая агонию, что чувствует
каждый утопленник. Адское пламя разгоралось и в лёгких, и в душе. И
вот случилось то, что начало пугать меня ещё сильнее. Прямо уже
по-настоящему.
Провалившись в кровавую тьму, уходя
всё глубже и словно будучи запертым в утробе, лицезря сияние столь
раздражающего и непонятного света, сквозь чрево матери... Я
чувствовал как нечто уже обволакивает глазные яблоки, заходя
куда-то под череп и касаясь их с обратной стороны. Как под кожей
моей что-то шевелиться, словно внутрь вен влезли скарабеи.
Я хотел кричать, но рот мой слипся.
Я хотел замахнуться и ударить, но руки налились свинцом. Хотел
попробовать бежать, но как бы не дрыгал ногами, всё равно стоял на
месте. То был кошмар, который достиг апофеоза и просто парализовал
меня, опустив на колени, прямо среди пылающего асфальта, который
плавился и становился озером сажи, среди уходящих в его глубь
домами.
Я был там... был в тот день, когда
совершил то, что никогда не смогу простить. Один из грехов, которые
никто и никогда не опустит. Никакой Лазарь, никакой Папа Римский,
ни один из их Богов не сможет даровать прощения ни за это, ни за
другое. И никогда эта ноша не станет легче, сколь бы хороших дел
сделал, как бы рьяно не каялся и не плакал – ничего не измениться,
ведь прошлое уже случилось и оно будет со мной до самого конца.
Конца, который я хотел приблизить,
но не имел на то ни права, ни возможности.
– Что ты чувствуешь? – раздался её
голос.
Крики... я начинал слышать крики,
что хотел оставить в этих кошмарах. Запереть вместе с той силой за
этими дрянными печатями. Пусть сила, прошлое, память, частички души
– пусть всё остаётся там. Пусть оно уйдёт и никогда не вернётся –
хотелось выкрикнуть всё это, но я молчал. Молчал, потому что знал,
что никогда не попрошу об этом.