Жёлтые глаза!
Я увидел их прямо перед собой. В следующее мгновение я увидел тёмную тушу, громоздящуюся позади них, и понял, что какой-то дурак вылетел на своей фуре на встречную полосу. Я лихорадочно выкрутил руль, машину закрутило, потом наступило прекрасное и страшное мгновение свободного полёта, а потом сильный удар погасил для меня вселенную.
И только жёлтые глаза, парящие в первозданном мраке, продолжали смотреть на меня.
* * *
— Ну вот, мы и очнулись, — пробухтел низкий, но бесспорно женский голос. — Открой глазки-то, не бойся, теперь можно.
Я открыл глаза. Передо глазами плясал белый потолок, чуть ближе вились какие-то шланги. Обладательница голоса была поблизости, но вне зоны видимости, а вертеть головой не хотелось.
— Я давно в больнице? — Я решил не размениваться на банальности вроде «Где я?» и «Что со мной?».
— Сегодня перевели из реанимации, — ответила медсестра. Я повернул голову и увидел её. Это была пышечка лет тридцати с небольшим, с простым, но довольно приятным лицом.
— А в реанимации?
— Сутки продержали, для очистки совести. У тебя ничего серьёзного. Вообще везунчик — машина всмятку, а у самого — небольшое сотрясение, пара ссадин, ни ран, ни переломов. На той неделе уже домой пойдёшь. Тебе утку подать?
— С яблоками, — сострил я. Бабенция хихикнула, кто-то за пределами зримой области поддержал её хриплым смехом, похожим на кашель.
Когда «сестричка» вышла, я употребил «утку» и закрыл глаза. А что мне ещё оставалось делать? Конечно, мне было тревожно за Манечку, оставленную одну в пустом доме, мне было жаль упущенного хорошего заказа, а уж от мысли о пропавших автомобиле и ноуте просто становилось плохо. Но я понимал, что, если стану вопить «выпишите меня немедленно!», соседи по палате расскажут мне много интересного о моей половой жизни и прошлом моих родственников — только и всего. И будут правы. Прежде, чем что-либо предпринимать, надо оклематься. Хотя бы немного.
Прошло несколько дней, прежде чем лечащий врач согласился выписать меня. За это время я вытребовал из кладовки мобильник и по двадцать раз на дню пытался дозвониться до Манечки, но с тем же успехом я мог звонить Ленину в мавзолей. С каждым неотвеченным звонком моя тревога нарастала. Конечно, можно было позвонить кому-нибудь из знакомых, тому же Артёму, объяснить ситуацию и попросить съездить проведать Манечку в нашей берлоге. Я так и сделал. И узнал, что те немногие, кому можно доверить такую деликатную миссию, страшно далеки от меня. В прямом смысле. Артёма занесло аж в противоположное полушарие.