Я люблю тебя, жизнь! Благодарю за подаренный смысл - за эти две полоски.
Отбрасываю воспоминания прочь, наблюдая, как Клоди увлеченно поглощает свой нехитрый ужин, и негромко охаю, когда до меня доходит то, что на мне все еще надет пиджак Давида. Черт! Вот проклятие… Растерянно провожу по гладкой черной ткани ладонью и неожиданно для себя нащупываю что-то в левом кармане.
Рука ныряет внутрь, и я вынимаю на свет кожаный мужской бумажник. Растерянно хлопаю глазами, разглядывая темно-коричневое квадратное портмоне коричневого цвета. Оно выглядит внушительно и очень солидно, что, впрочем, не удивительно.
Все-таки, вещь принадлежит самому Садулаеву Давиду Мансуровичу, а во вкусе ему не откажешь. Любопытные пальчики ныряют вглубь бумажника, и я интересом изучаю содержимое.
Кредитки, наличка…
А это что такое?
Тяну за уголок небольшой белой бумажки и удивленно замираю, не веря своим глазам.
Не может быть! Как такое возможно?!
***
Удивлённо разглядываю фотокарточку, на которой изображена… я.
Брови невольно сходятся на переносице.
Этот снимок был сделан на праздновании дня рождения моей подруги Катьки Наумовой. На фотокарточке я выгляжу такой юной и беззаботной. Уже более двух лет прошло.
Тогда мне едва исполнилось семнадцать, и мои родители были живы. Как жаль, что я не ценила это ни в то время, ни год спустя, когда отец заявил, что я должна выйти замуж за Давида.
Мысленно уношусь в прошлое.
… - Нет! Я не выйду за него, - откидываю темные пряди волос с лица, упрямо сверкая глазами.
Не каждый поймет, что за этой яростью скрываются горькие слезы, полные бессилия и отчаянья. Все привыкли, что Мирьям Юсупова - избалованная девчонка, не знающая, что такое глубокие чувства. Кажется, что душу разъедает кислота, до того больно.
- Мне плевать на твои выкрутасы, – жестко чеканит сквозь зубы отец. - Пусть с тобой разбирается Давид.
- Я его терпеть не могу! – кричу в отчаянии. - Не хочу выходить замуж ни за кого, кроме Максута! Тем более, за этого…
Губы дрожат, и я принимаюсь отчаянно моргать. Никто не увидит моих слез! Почему они так?! За что?! Знают же, что люблю другого…
- Глупости, дочь! – обрывает поспешно отец. Высокие скулы, покрытые щетиной с сединой, багровеют. – Люблю, не люблю… Где ты только набралась этой ереси? Это все воспитание твоей матери, - говорит, словно оправдываясь перед кем-то.