– А что это такое – советское?
– Ну, это когда все бесплатно и еще партсобрания были, – соображает кто-то. Другие мычат, удовлетворенные ответом. Для одних – целая жизнь, для других – краткий промежуток жестокой российской истории. Ленин – мифический герой, Сталин и Гитлер – близнецы-братья, больше похожие на голливудских вампиров. И ничего с этим нельзя поделать. Правда, патриотизм тоже имеется.
– Почему американцы хотят присвоить себе нашу победу над фашистами? Ведь это мы победили!
В этом «МЫ» чувствуется гордость великоросса, гены которого не ведают поражений.
О том, что было раньше, мальчишки не знают или почти не знают; да и сам Советский плохо помнит.
Он приехал сюда 27 лет назад – инструктором на студенческую практику, – и затянуло.
– Я юрист, – с гордостью говорит Валера, – у меня образование высшее, поэтому я все понимаю. Чего они теперь носятся со своим президентом? Смотреть противно! Демократы хреновы, развалили страну: этот алкаш, и тот еще был – меченый… Воры. Вор на воре. Собрались разбойники в Пуще и поделили. Оно им принадлежало? Они это собирали? Раньше идеалы были, а теперь? Жадность возвели в государственную идею. Уголовники! У меня друзей не осталось, все помешались на прибыли.
Жмурюсь лениво после только что поглощенного обеда. Валера сидит напротив и грузит меня по обыкновению.
– Валер, почему ты все время о политике? – удивляюсь я. – Тебе-то что?
– Как – что? Я историей увлекаюсь, книжки читаю. Вот кто сегодня модный писатель – Сорокин. О чем пишет – о говне. Вот она – главная идея, основа нынешнего рыночного общества. А был бы Сталин – всех этих говноделов давно бы к стенке поставил!
Столовский навес и густая листва заботливо укрывают нас от послеполуденного жара, шелестит море, стучит мячик – рядом играют в пинг-понг. Самое время пойти в домик, поваляться…
– Уже было…
– Что? – Он неумолим. – Значит, мало! Мешаешь жить – к стенке!
– Так ведь ты тоже кому-то мешаешь, – хмыкаю в ответ. – Значит, и тебя тоже?
Перспектива Валере явно не улыбается. Он не желает к стенке, он хочет жить в обществе людей достойных, поступающих только по справедливости. Таких людей, как он сам, – ведь он, несомненно, человек достойный и справедливый… Некоторое время он молчит, наклонив над столом голову. Наверное, я, сам того не ведая, подтачиваю Валерину теорию всеобщего счастья. Он знает, реализация любой идеи требует жертв. И Валера готов жертвовать, ратуя за свою мечту. Распрямившись, глядя прямо мне в глаза, он говорит: