А я ещё хотела рассказать о нём Летиции! Вот бы опозорилась…
Дверь скрипнула. Я рывком подняла голову.
На пороге стоял Иннокентий Афанасьевич, наш главный редактор, и одна бровь у него была иронично приподнята:
– Я разбудил вас? Уж простите, бога ради…
Я смутилась, стушевалась:
– Что вы, что вы… Я и не спала вовсе…
– Разве? А что же ещё можно делать, лёжа на столе? Может, вы медитировала?
Ну, это прикол у него такой. Он считает, что от избытка грамотности он может себе позволить некоторую неграмотность, этакую небрежность в речи. Например, такой вот оборот: «Вы сидела и читала». А теперь вот – «вы медитировала». Очень смешно…
– Нет, Иннокентий Афанасьевич, я просто задумалась…
– Ах, вы задумалась… Надеюсь, на производственную тему?
Я закивала:
– Безусловно! То есть практически да…
– Что значит «практически»? – снова поднял он бровь.
– Я думала об Эдике, нашем системотехнике.
– Вот как… И что же конкретно вы о нём думала, позвольте полюбопытствовать?
– Да так… – замялась я.
– Что такое? Вы что-то скрываете? Он что, не починил вам компьютер?
Его брови стали грозно сползаться друг к дружке и очень быстро встретились на переносице.
– Что вы, что вы, – зачастила я, – всё он починил! Вернее, мой компьютер и не думал ломаться!
– Так зачем же вам понадобился компьютерщик?
Я вздохнула, опустила очи долу и пояснила вполголоса:
– Амур меж нами пролетел…
– Кто-кто пролетел?.. – опешил главный редактор.
Я даже глаз поднять не решилась, только плечами ещё больше поникла.
Макушкой я чувствовала, что главный редактор вовсю буравит меня глазами. Через пару секунд я всё-таки решилась поднять голову и встретить его взгляд.
Он смотрел на меня изучающе, чуть вприщур:
– Лилия Петровна, сколько вам лет?
– Сорок два, – покаялась я.
– И не стыдно? В вашем-то возрасте?
– Так ведь сердцу не прикажешь…
Он выпучил глаза и стал хватать воздух ртом – точь-в-точь как премудрый пескарь, которого удочкой только что выдернули из его спасительной подводной пещерки в непонятный надводный мир. После этого развернулся и бегом убежал из корректорской.
Сам Иннокентий Афанасьевич слывёт у нас убеждённым холостяком. Он считает, что институт брака у нас давным-давно умер, смысла в нём никакого нет, а потому и жениться ни к чему. Нет, не подумайте ничего такого, женщин он любит, но обычно недолго. Один вечер, не больше. А на следующий день снова думает только о работе. Я это знаю со слов коллег, которые наблюдали его «в действии».