Как и в случая с музыкальной зарисовкой Вивальди, я знала, что Генри тоже был приглашен Карлом Юргенсом произнести вступительную речью на открытии.
В зале послышались аплодисменты, и голос, который ранее просил гостей занять свои места, пригласил на сцену следующего гостя.
- Ваши Королевские Величества, Ваши Королевские высочества, Ваши Превосходительства, лорды, дама и господа, поприветствуйте Его Величество короля Генриха… - донеслось из динамиков, и я внимательно посмотрела на сцену.
В отличие от принца Великобритании, который, в силу возраста, с трудом взбирался на трибуну полчаса назад, Генри в несколько уверенных шагов преодолел ступеньки и, повернувшись лицом к залу, встал за прозрачной кафедрой.
Пока он поправлял микрофон, я внимательно рассматривала его лицо и сейчас знакомилась с ним по-новой.
И взгляд серых глаз, и легкая улыбка, застывшая на губах, и стать этого человека излучали спокойствие и уверенность. Однако, я не могла не заметить, что под глазами пролегли круги от недосыпа, а на высоком лбу, между бровей, иногда проскальзывала небольшая тень.
- Итак, начнем, - заговорил король, а я, вновь прислушавшись к своим ощущениям, отметила, что мне приятен этот ровный баритон.
Он скользнул взглядом по залу, и от моего внимания не ушел тот факт, что, в отличие от других делегатов, у него не было с собой “шпаргалок” записей - будь то аккуратный лист бумаги с тиснением, как у королевы Дании, или смарт, как у эко-активистки Риты Гутенберг из Нидерландов.
- Знаете, сегодняшнее положение в мире мне напоминает сценарий апокалипсиса из “Армагеддона”, - стартовал он, и я удивленно приподняла бровь. Одобрительно-удивленно. Начало его речи сильно отличалась от всего того, что я слышала на конференции здесь и в Ле-Бурже. - Мы в такой же ситуации, не находите?
По залу пробежалась волна, словно шелест листьев, и так как мы с группой коллег сидели не по центру, а в стороне, я отметила на лицах многих глав государств эмоции. Настоящие. Кто-то согласно кивнул, кто-то скептически задумался, а кто-то грустно улыбнулся. Я же обратила внимание, что и здесь выразилась любовь Генри к кинематографу. Одно было ясно наверняка - никто не остался равнодушным к этому неожиданному неофициальному вступлению. Генри же тем временем продолжил:
- Но неприятный факт заключается в том, что мы не просто являемся зрителями экшена, мы живем в этой реальности.