Он посмотрел на календарь, в котором зачеркивал дни, оставшиеся до открытия торгового центра. Когда-то вот так же зачеркивал дни, оставшиеся до отпуска. Десять, значит. За это надо выпить! Еще одна рюмка элитного коньяку была опрокинута, и огненная жидкость побежала по жилам. Хорошо!
Алкоголиком он себя не считал, и до женитьбы пил гораздо меньше. А первое время после женитьбы не пил вообще. Пока не понял, какую сделал глупость. И вот тогда у Силы Игнатьевича вошло в привычку заканчивать день принятием горячительных напитков высокого градуса. Он засиживался на работе допоздна, а перед тем как поехать к жене, непременно напивался. Иногда садился за руль сам, а иной раз вызывал шофера. Когда вести машину был уже не в состоянии. Порог родного дома Сила Игнатьевич переступал на взводе. Так ему было легче.
Жена сразу же начинала скандалить. Тут уж Сила Игнатьевич давал волю и своим чувствам. В трезвом виде рука на женщину не поднималась. Он, как и отец-покойник, угрюмо молчал, стараясь не замечать второй половины. Крутится что-то, жужжит над ухом вроде осы. Вечно ей что-то надо! Иногда жалит. Больно. Прихлопнуть ее – и дело с концом! Да рука не поднимается. Мать внушила, как приговорила: убийство – тяжкий грех. Сколько раз он, сладко зажмурившись, представлял жену мертвой. Но чтоб сама. Вот приходит он домой, а она лежит на кровати недвижимая. Таблеток наглоталась.
Как же! Такая наглотается! Скорее рак на горе свистнет, нежели госпожа Мамонова, жена миллионера, покончит свою молодую красивую жизнь самоубийством! А развестись – так половину имущества придется переписать на нее. Какую же он сделал глупость пять лет назад! Вот она, любовь! Для кого розы-мимозы, а для кого сплошное разорение! Торговый центр делить, вы подумайте! В который он душу вложил – а она только хаяла! Что бы он ни придумал, у нее одно слово: деревенщина. А сама-то! Можно подумать, на Парнасе родилась! Сила Игнатьевич скрипнул зубами. Вот бы кто-нибудь ее…
И сердце сладко замирало. И еще одна рюмочка коньяку бежала по жилам. Все, хватит. А то придется вызывать шофера. После трех рюмок машину он вести в состоянии, а вот четвертая – критическая черта. С некоторых пор он стал быстро пьянеть. Говорят, третья стадия. Она же последняя. Да ну их, врачей-умочей! Какой он, к черту, алкоголик?