Ровно через час Маша спустилась на первый этаж в поисках столовой. Естественно, гостья совсем не ориентировалась в огромном особняке, поэтому зашла в гостиную вместо обеденного зала.
Нервно сглотнув, Мария уставилась на галерею фотографий в рамках. По коже пробежал неприятный холодок. Гостиная походила на мемориальный комплекс жены Торреса. Женщина на многочисленных фото была запечатлена в различные периоды жизни. В путешествиях, на вечеринках, дома. Единственное, что оставалось неизменным – идеальная внешность испанки и продуманные до мелочей наряды.
Маша поспешила покинуть гостиную. Девушке показалось диким такое обилие фотографий мёртвого человека на один квадратный метр.
Когда Мария, наконец, отыскала столовую, то первое, что гостья увидела, был ещё один огромный портрет сеньоры Торрес, висящий на стене. На этой картине художник запечатлел женщину по грудь. Молодая испанка была одета в шёлковую кремовую блузку. Длинные волосы распущены, на шее и в ушах переливался жемчуг.
– Этот портрет я заказал уже после смерти Летисии, - раздался за спиной Маши голос Алонсо. – Его написали по фотографии, которую я сделал во время нашего медового месяца.
– Твоя жена была очень красивой, - произнесла девушка больше из вежливости, чем от души. Марию уже не просто коробило от обилия фотографий и портретов усопшей, а повергало в ужас. Дом Торреса и без того был не самым светлым и весёлым местом на Земле, а напоминания о покойнице делали его вообще похожим на мавзолей.
– Она была не просто красивой, а ещё очень доброй, чуткой, удивительной женщиной. Летти наполняла своим светом и счастьем всех и вся. С ней каждый день казался праздником.
Маша натянуто улыбнулась и кивнула. Она не нашла слов, чтобы что-то ответить.
В столовую вошла Росарио с подносом, на котором стояло большое блюдо с пульпо а фейра (осьминог по-галисийски). За экономкой в комнату вбежала Исабель. В руке она держала матрёшку.
– Папа, папа, она будет есть с нами, - сказала девочка, усаживаясь за стол.
– Прекрасно, сокровище моё, - улыбнулся Алонсо. – Ты уже придумала ей имя?
– Да! Хочу назвать её Милагрос.
– Замечательно! – хозяин дома потянулся к тарелке, чтобы положить себе и дочери традиционное блюдо региона. После чего обратился к Марии:
– Как насчёт вина?
Девушка согласно кивнула. Немного алкоголя однозначно необходимо, чтобы снять стресс от увиденного. Маша никак не могла взять в толк, почему вполне себе молодой и живой мужчина, с которым она познакомилась в России, превратил свой дом в место поклонения мёртвой жене. В этом было что-то противоестественное, отталкивающее. Такую реакцию на окружающую обстановку у Марии вызывала не столько влюблённость в Алонсо, сколько непонимание стремления Торреса холить и лелеять свою боль.