- Ты сам выбрал путь. Семейное проклятье, я же уже говорил.
Я ждал продолжения, понимая, что это лишь вступление к более
серьезному разговору.
Платон откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы перед собой.
Его голос стал более мягким, почти теплым, что казалось мне
неестественным для него.
– Ты оказался сильнее и умнее, чем я думал. Я хочу возобновить
наше общение. Не как старший и младший, не как наставник и
бесполезный ученик, а как дядя и племянник. Родные люди. Если ты
согласишься, мы сможем работать вместе, и это принесет пользу не
только семье, но и тебе лично.
Он смотрел на меня с улыбкой, которая не достигала его глаз. В
его взгляде было что-то оценивающее, как у хищника, поджидающего
удобного момента.
Я не спешил отвечать. Его слова прозвучали как лестный
комплимент, но в них явно был скрыт подтекст. Платон всегда был
мастером манипуляций, и я не мог не задаться вопросом, что именно
он хочет получить от меня. Моё молчание затягивалось, но я видел,
как ему становится не по себе.
– Почему теперь? – наконец спросил я. – Раньше ты считал меня
"семейным проклятием". Что изменилось?
– Обстоятельства, – спокойно ответил Платон. – Ты доказал, что
способен действовать не хуже, чем любой из нас. Более того, ты
выжил там, где многие на твоем месте погибли бы. Это не только
впечатляет, но и заставляет задуматься. Мне нужна твоя помощь,
Филипп. Семье нужна твоя помощь.
Семье. Он использовал это слово, как рычаг давления, но меня
было сложно заставить забыть старые обиды. Семья, которая отвергала
меня, внезапно вспомнила обо мне, когда над ней нависла угроза. Я
решил оставить это наблюдение при себе – пока что.
– Помощь в чем? – спросил я, выдержав паузу. – В отражении
нападений? Или в борьбе с твоими врагами?
Платон улыбнулся. Не доброжелательно. Скорее хищно.
– В защите нашего наследия. Ты слышал о нападениях на тебя.
Думаешь, это просто совпадение? Нет. Это часть гораздо более
крупного плана. Кто-то хочет уничтожить нас. Начали с тебя, потому
что ты – самая удобная цель. Молодой, дерзкий, не имеющий серьезной
поддержки внутри семьи. Они думали, что убрать тебя будет проще
всего.
Он сделал паузу, глядя, как я реагирую на его слова. Я сохранил
невозмутимое выражение лица, хотя внутри меня росло напряжение. Его
тон заставил меня задуматься о том, кто именно "они". И почему
Платон говорит это именно сейчас?