– Доброе утро, Глеб! Проснулся? – мама, в отличие от меня, по утрам всегда выглядит бодрой, хотя вообще-то тоже трудится допоздна. – А я тебе завтрак приготовила. Иди покушай.
– Доброе, – вяло отзываюсь я, окидывая взглядом тарелку с бутербродами. – Я, наверное, пас. Аппетита нет.
– Ну хоть чуть-чуть поешь, – не отступает она. – До обеда-то еще далеко.
Этот аргумент не лишен здравого смысла, поэтому я решаю поддаться уговорам родительницы и сажусь за стол. Все равно к концу первой пары организм окончательно проснется и потребует жратвы. Уж лучше сыграть на опережение и закинуться бутерами сейчас, чем потом страдать от голода в ожидании большой перемены.
Осторожно отхлебываю горячий чай и невольно пересекаюсь взглядом с мамой, которая сидит напротив и как-то странно на меня смотрит. Чересчур внимательно и с загадочной улыбкой, которая так и норовит растянуть ее рот от уха до уха.
– Глеб, а у тебя девушка появилась, да? – огорошивает она вдруг.
Поперхнувшись, я чуть не давлюсь чаем, который в итоге выходит у меня через нос. Вот эта она выдала. Хоть стой, хоть падай.
– С чего ты взяла? – недоумеваю, протягивая руку за салфеткой.
– Ну помнишь, я тебе на Новый год одеколон дарила? Раньше ты им вообще не пользовался. А вчера, смотрю, перед работой надушился. Вот я и решила…
М-да, что ни говори, а женская чуйка – вещь поистине феноменальная. И как она только заметила? Ведь я совсем чуть-чуть брызнул. Пару капель на шею, не больше.
– Да глупости это, ма! – отмахиваюсь я. – Я без всякого умысла пшикнул… Думаю, чего просто так стоит? Пользоваться надо.
Разумеется, это ложь. Надухарился я ради Стеллы. Ради нашей с ней встречи, на которую она так и не пришла. И сообщать об этом матери мне как-то не очень хочется. Кому приятно говорить о том, как его продинамили?
Вспоминаю вчерашний вечер и до сих пор челюсти от злобы сводит. Ну какая стерва, а! Опрокинула меня, словно я додик чмошный! Конечно, мне и раньше случалось получать отказы, но там не так обидно было… Не эта девчонка, так другая - вообще пофигу.
А со Стеллой все как-то иначе. Запала мне в душу чертовка.
Я простоял у памятника Пушкину полтора часа. Полтора гребанных часа, представляете? И все ради того, чтобы отморозить сопли, вспомнить весь свой богатый запас матерных слов и уйти оттуда ни с чем.