Выходит… повезло? Ей вот. А Викушиной жене – чёрт, вот не помню
её в упор – наоборот.
- А там у меня и кавалер появился… точнее он и раньше был, но
так, в стороночке. Но порядки наводить стали. Он и пошёл наверх.
Звание там… ну и связи… ну и в целом… я и замуж вышла, чтоб
спокойнее себя чувствовать.
За мента.
Ну да… он ей и с работой помог. И, может, неплохо, если так-то.
Живут вон до сих пор, сколь знаю. Сильно-то Виолетткин муженёк не
поднялся, не дорос до чинов генеральских, но так-то вроде толковый.
И честный, сколь знаю.
- Ясно, - говорю, ощущая усталость. – Хорошо, что
поговорили…
- Ну да. Наверное… теперь буду гадать, как оно могло бы
быть…
- Квартиры погляди.
- Громов…
- Я не шучу, - отвечаю ей. – Если так-то… рассматривай это как
моральную компенсацию. И Викусе скажи… жену его и сыночка я видеть
не хочу, но раз уж так… то пускай сами разберутся, кому и чего для
счастья надо. Соври там чего-нибудь.
- Ты точно в порядке? Хотя… чего это я…
Мы выехали на главную аллею. Вон и больничка видна. Не сказать,
чтобы красивая. Всё-таки этим зданиям не достаёт индивидуальности,
изящества там. Коробка коробкой. Серая. Какая-то запылившаяся
будто. Да уж… мне сейчас только вопросами эстетическими
заниматься.
- Знаешь… а и посмотрю. И скажу, - Виолетта тряхнула головой и
тяжёлые серёжки её качнулись. – Не знаю, что ты за это попросишь,
но проси с меня. Детям… не надо им с тобой знакомиться. Ни к чему
оно… но я ради них хоть голышом спляшу.
- Ты себя в зеркале видела? У меня нервы слабые для таких
ужасов.
Виолетта захохотала, и как-то в этом смехе мне снова послышался
тот, давний, девчачий совершенно. И радостный-радостный, со
щенячьим подвизгиванием.
А мне ведь нравилось.
Я и на рынке-то её узнал не случайно, а потому что приглядывал.
За нею вот. За ними. Адресок знал. И повадился навещать. Сперва вот
как Метелька с мыслями о мести носился, что дурак с писаной торбой.
Потом сменились другими, когда вверх пошёл, что, мол, явлюсь такой
распрекрасный, на тачке, весь в коже и золоте. Деньжат швырну, мол,
на бедность, а сам гордо удалюсь в закат.
А они будут смотреть и страдать, кого потеряли…
Бестолочь.
И смешно, и горько. И не понять, на кой мне в тех прошлых делах
ковыряться. Это как кожицу с ран сдирать, которые только-только
затянулись. И больно, и бессмысленно. А всё одно тянет.