Однако Волгодонский держал курс прямо на пресловутую Башню, решительно и бойко, словно Чайльд-Гарольд во владениях тьмы. Скоро они достигли заводских ворот. Впрочем, то было только название. Печальный, зияющий пустой чернотой проход, по бокам выступы от сорванных петель, сверху тяжелый арочный свод, сложенный из (Яромир не поверил даже, подумал, показалось впотьмах) драгоценного шлифованного гранита. Внезапно злорадная луна, зайдя сбоку, высветила и надпись-горельеф, сделанную по циркульной окружности арки: «Кирпичный завод», а рядом и следом – то же самое, только латинскими буквами: «Khirpichnyj zavod». И более ничего. Ни номера предприятия, ни имени кого названо, ни даже областной принадлежности. Лапидарность, наводящая на подозрения.
Пройдя сильно захламленным, пыльным заводским двором, они вступили внутрь единственного фабричного корпуса, тем паче никаких других строений поблизости вообще не наблюдалось. Как же так? Изумился про себя Яромир. А складские отделения, гаражи, отдельные цеха формовочные и обжига, на худой конец, где помещаются рабочая касса и бухгалтерия учета? Но и внутрь одинокой постройки они далеко не проникли.
Сразу же Волгодонский толкнул плечом неприметную дверь, ведущую в подсобку-боковушку, однако не вошел, а сначала зачем-то застучал кулачком в барабан. Лишь после этого вступил в комнатенку и пригласил за собой Яромира.
В помещении без окон было хоть глаз коли, ничего не узришь. Яромир и не пытался. Он стоял не шевелясь, мало ли что, еще зашибешься о невидимые предметы. Но вот Ахмет Меркулович зажег керосиновый, древний от ржавчины фонарь, и в подсобке сразу сделалось светло.
Правда, смотреть все равно было особенно не на что. Стул и стол, не то чтобы ветхие, а как бы из конторы сельсовета убыточного колхоза, клеенчатая кушетка с подушкой-думкой, на полу ворох пожелтелых газет, Яромир обратил внимание на ту, что лежала поверх бумажной кучи. «Русский инвалид» с ятями за 1853 год. Он ничему уже не изумился.
– Когда меня придут сменить? – задал он вопрос, лишь бы спросить хоть что. – Я в том смысле, поутру мне придется отпирать помещения, впускать здешних рабочих? Или это сделает кто-то другой?
– Все-то я забываю, батенька. Уж не в обиде, – скривился вдруг, словно от сливы-кислицы, градоначальник Волгодонский. – Каждый раз сызнова пояснять, непременно и запамятуешь. Хоть репку пой! Как настанет ровно шесть ноль-ноль, так тут уж вас и не должно быть. И задержаться ни-ни! В ваших же интересах. Да, в ваших же интересах. – В голосе мэра послышалась и угроза. – Пускать вам никого не нужно, отпирать ничего тоже. Потому как никаких рабочих здесь нет, и в помине их не было. Вы тут будете один… Ну, или почти один. Только внимания не обращайте много. Все образуется.