На рубероидной крыше флигеля, переливаясь жемчужной белизной в заходящем лунном свете, сидел Хануман. Теперь он внимательно смотрел на Яромира, рож не корчил, не пукал, не выкидывал непристойные фортели, не сочетал похабным образом различные части тела. Во взгляде его, тем не менее, доходчиво и без слов читалось следующее: «Что же ты, мудак такой, раньше не вспомнил про барабан!»
– Извините, я не хотел, – обратился к нему Яромир, повинно склонив голову. – Вы, безусловно, правы на сто процентов. Даже на сто пятьдесят. Мудак я и есть. Если угодно, готов публично этот факт признать.
И вдруг Хануман ему ответил. Вполне человеческим голосом, отчасти приятным для маломузыкального слуха. Хотя и с оттенком резкого вороньего карканья:
От шума битвы солнце лик свой скрыло,
Однако тьму луна не озарила,
И как птенцы, покинувшие гнезда,
По небу разбрелись испуганные звезды.
Яромир в нелепом изумлении продолжал взирать на замолчавшего Царя Обезьян, все еще отказываясь верить в то, что сейчас услышал. Разглядывание хвостатого собеседника оттого несколько затянулось и выглядело теперь неучтивым. Яромир спросил первое, что пришло на ум:
– Простите, это ваши стихи?
Хануман презрительно сощурился, но все-таки соизволил пояснить:
– У Чэн-Энь, шестнадцатый век по христианскому исчислению.
После он демонстративно отвернулся, выпрямился во весь рост, несколько раз подпрыгнул на крыше, изобразив нечто похожее на русскую плясовую, потом стремительно перекувыркнулся в воздухе, сделав двойное сальто. Затем Хануман с громким гиканьем взмыл ввысь, широко раскинув лапы, и с задорным смехом свалился в буйные заросли репейникового огорода. В них и исчез.
Выписывая ногами кривые загогулины, словно пьяный на большой дороге, Яромир возвратился в подсобку. В полной темноте кое-как отыскался стул, на него многострадальный инженер-сторож и сел. Тут его прорвало. Он грязно и смачно принялся ругаться вслух. Клял на чем стоит свет окаянного градоначальника Волгодонского (еще большего мудака, чем он сам, прости господи!), новую службу и собственную невезучесть. Неужто трудно было упредить о бесхозном тигре, разгуливающем как придется в репейниковых чащах? Мысль о чудодейственном барабане утешала слабо. Немудрено в чрезвычайных обстоятельствах и позабыть о председательских наставлениях. Встреча в кустах вполне ведь могла завершиться трагическим исходом, по крайней мере для одного из ее участников.