- Его дочери, синьорите Франчески, -
кивнул он, внимательно смотря за моим поведением.
- Тогда я делаю всё, что в моих силах
ваше преосвященство, доброй ночи, - я поклонился и показал
Бернарду, что теперь мы точно уходим.
На улице меня ждали монахи, и
швейцарец позаботился о повозках, чтобы мы доехали до монастыря на
них. Поскольку уже было сильно поздно, то не стал артачиться по
этому поводу даже отец Иаков, который молча сел на своё место в
одной из них и не стал говорить, что пойдёт пешком.
- Вы грустны отец Иаков? –
поинтересовался я у него, благо что в нашей повозке были только мы
с ним и огромный швейцарец, занявший со своей раненой попой всю
вторую часть сиденья напротив.
- У меня чувство, что я предаю себя,
оговаривая невинных людей, - ответил он тихо, чтобы это слышал
только я, - новые имена попадают в опросные листы просто так.
- Почему же вы говорите об этом
только сейчас? – я остро посмотрел на него, - а не тогда, когда мы
совместно принимали об этом решение?
- Я думал, что мои мысли о судьбе
мальчика и других детей, которые смогут жить в монастыре после
ремонта, смогут заглушить мою совесть по этому поводу, - признался
он, - но это оказалось не так.
- М-да, - задумался я и понял, что
это может стать большой проблемой, так что нельзя было спускать его
слова на тормозах, а в свете сказанного мне только что
архиепископом Ринальдо, так и вообще опасно.
- Давайте тогда скажем остальным,
чтобы ускорить процесс расследования вы отойдёте от дел, связанных
с дворянами, - предложил я, - будете заниматься другими делами,
коих у нас тоже накопилось порядочно. Я помню есть неразобранные
дела по поводу монахов и их пьянок в церкви, а также наёмника,
который напал с ножом на статую Девы Марии.
- Нет смысла обманывать, - улыбнулся
он моим словам, - когда можно обойтись правдой.
- Вы против отец Иаков? – удивился
я.
- Нет, - он покачал головой, - просто
скажем остальным, что у меня стала прогрессировать мигрень, что
является правдой и поэтому я решил заняться делами попроще.
- Я ровно это же и предложил минутой
раньше, - проворчал я и сразу убирая голову от чужой руки, которая
попыталась взъерошить мне волосы на голове.
- Отец Иаков, - возмутился я, - я вам
не ребёнок!
Со стороны соседнего сиденья
послышалось сдержанное фырканье, а сам инквизитор хоть и убрал
руку, но также сидел, улыбаясь всю оставшуюся дорогу, начав меня
снова этим бесить.