Короче, с островов этих вывозят
всякое выращиваемое и добываемое, а туда завозят скобяные изделия
типа топоров, пил, всякого крепежа и рабов. Про рабов вслух никто
не говорит, их официально называют переселенцами. Называют
переселенцами, а принуждают к труду, бьют и кормят как рабов.
Естественно, платить им никто не собирается. Живой товар,
короче.
Если география не сильно отличается
от географии мира, из которого я попал сюда, то острова эти могут
быть аналогичны Карибским. Всякие Багамы, Кубы и Эспаньолы или
Гаити вперемешку с совсем уж мелкими, не оставшимися в памяти. А
что я помню про эти острова? Пальмы, песок, коктейли у бассейна. Не
то, конкретика есть? Там тепло, там мелкое море, что-то еще, но не
всплывает. О! Нет малярии и ядовитых змей. Короче, человеку жить
там можно, умереть тоже. Но умереть уже с помощью людей.
Даже как-то гордиться начал –
выходит, что меня везут обменять на сахар в какой-то пропорции.
Сладенький я мой пирожочек. А если серьезно – то уже неделю не могу
придумать, как быть и что делать. Вернее даже не такая
формулировка, не что делать, а когда? Когда удобнее всего замочить
всех этих работорговцев, похитителей свободных человеков и их
прихвостней? Эх, выводили бы нас на палубу в качестве прогулки,
можно было бы оглядеться, по цвету воды определиться с местностью…
Я не шучу, я помню, что там, где глубоко, там океанская или морская
вода выглядит темной, почти чёрной. А на мелководье она бирюзовая,
лазурная или голубая как глаза северной нимфы.
Я хоть и сухопутный, а кое-что вынес
из своих полётов на всякие острова. Не в той жизни, где Советский
Союз, а в её капиталистическом периоде. Комсомольская молодость про
острова только песенки могла петь, они были как хрустальная мечта.
Даже самому забавно стало, как задумался. Какие острова в СССР были
в доступе? Остров Врангеля и Новая Земля в условном доступе, но
туда никто в здравом уме не рвался. Ну и Сахалин тоже остров, на
него тоже чаще ссылали или посылали не по туристической путевке. В
Черном море островов нет, в Балтийском нам принадлежал только
Кронштадт. А там ни пляжей, ни отелей, ни пансионатов для
тружеников.
Блин, причём тут Кронштадт и СССР?!
Мозг не хочет осознавать нехорошее – в нашей ситуации бунт надо
поднимать с надеждой на авось. Оглядываю клетку, а тут всё тоже
самое, что и до моего погружения в собственные мысли: полутёмный
трюм, теряющие очертания ящики и бочки за решеткой, ближе ко мне
дубовые почти чёрные брусья загона для рабов, а внутри их
оборванная и исхудавшая начинка клетки, то есть мы. Выпрямиться
можно только посередке, по сторонам только крюком или сидя.
Нерадостное место для некомфортного путешествия.