– Атаковать!
Командующий армией Хафыз Хаккы-паша, увидев через снежную бурю, что у него осталось от недавних 40 тысяч солдат всего 80 человек, заплакал.
– Всё кончено! – говорил он сквозь рыдания. – Все кончено!
Вернувшийся после этого разгрома в Стамбул Энвер ограничил рассказ об операции одной фразой:
– Мы нанесли врагу тяжелый удар!
Но даже после столь страшного поражения Энвер не успокоился и приказал генералу Казыму Карабекиру двигаться из Тебриза на Тегеран, занять его и идти дальше в направлении Индии.
««Это был первый подарок турецкому народу командующего Энвера-паши и его немецких сподвижников».
Нет сомнения, что эта кажущаяся безумием затея основывалась
На идее-фикс Энвера, с которой он не расстался до последнего дня своей жизни, – поднять на ноги всех мусульман, всех тюрок против Запада, против Англиии и против России.
Провал на Кавказском фронте нанес сильный удар по престижу Энвер-паши, и за глаза его стали называть «Наполеончик».
По словам турецкого историка Махмуда Инала, «в Турции не бывало подобного ему жадного и честолюбивого, невежественного и тупо кровожадного командующего».
Энверу надо было срочно спасать свой авторитет.
По мнению некоторых историков, именно в качестве мести за поражение при Сарыкамыше турецкие власти организовали массовое уничтожение армян, а также греков и ассирийцев.
Узнав о сарыкамышской катастрофе, Кемаль не удивился.
Ничего другого от человека, никогда не командовавшего даже батальоном, он не ожидал.
Война с мощной русской армией даже отдаленно не напоминала похода на Порту и требовала не только энтузиазма и смелости, но прежде всего выдержки и знаний.
Да и Кавказ с его жестокой зимой мало чем напоминал собою знойную Триполитанию с ленивыми итальянцами и брошенный болгарами на произвол судьбы Эдирне.
Испытывал ли он вполне закономерную радость человека в его положении?
Думается, вряд ли.
Скорее досаду.
Ведь на Кавказе погибли отборные турецкие войска, и положение на фронте осложнилось до предела.
Он завалил военное министерство телеграммами и каждый раз натыкался на все ту же глухую стену.
И тогда он решил самовольно покинуть болгарскую столицу.
А что ему еще оставалось?
Все его просьбы направить его в действующую армию повисали в воздухе, а сидеть и ждать у моря погоды, в то время как его братья по оружию проливали кровь, у него уже не было сил.