– То она от радости, – саркастично сказала я.
– Чего то наша гадина «рада»? – невозмутимо поинтересовался дед.
– Ну, меня увидела, – так же невозмутимо ответила я.
– От ведьма старая, – буркнул дед себе под нос. – Вон собирается огород вспахать на зиму. Хочет, наверное, уже половину нашего оттяпать «для огирочкив».
Дед умел говорить по-украински примерно так же, как я по-английски.
– Да ей мало, я не понимаю?! – Мой внушительный вопль больше был похож на свист колес поезда.
– То такие люди, внучка. Им всегда мало, всего мало. Ее сын и вовсе продаст участок, это в Киевской-то области, рядом со столицей, когда мать его примет небо.
– Так вот и я это вижу. Он когда приедет, свое пузо развалит и на лавочке семечки трощит, а эта стоит на огороде на какого-то лешего. У него ж там бизнес какой-то бандитский.
– Ты у меня уже учишься, Снежка, – дед не то засмеялся, не то закашлялся. – Это я говорю, что бизнес у него бандитский.
– Да у него рожа чуть не треснет, не на картошке ж с огорода он ее разъел, – резко сказала я и закашлялась.
– Ты успокойся, не нервничай. Она того не стоит, кровопийца старая, – он грустно посмотрел на меня, – эта земля все равно тебе достанется, пусть не зарится на нее.
– Да мне эта земля… – махнула я рукой, – главное – чтобы было, где жить.
Дед ударил рукой по столу.
– Не смей так говорить! Ты даже не представляешь, что означает потерять любимую землю.
Да об этом в книжках во всех пишут. Ты же читаешь те книги, что тебе твои дружки дают? – строго спросил он.
– Д-да, – сглотнула я, – но последнюю еще не читала.
– А я вот взял и почитал! К чему привело то, что у человека землю отняли?[2] Вот почитаешь – поймешь. И не приведи Бог тебе узнать, что означает для человека никогда больше не ступить на родной порог, никогда не пройтись по родным улицам! Запомни, Снежана, твоя земля – это та, где твоя душа.
– А я думала – это та, где родился, – тихо сказала я.
Он раздраженно от меня отмахнулся и какое-то время молча сидел; мне виден был только его серебряный затылок.
– Вот ты где родилась, а живешь где? Что тебе роднее? – наконец, спросил он.
– Дед, ты опять? Во-первых, я толком и не знаю, где родилась. Разве не здесь?
Я заморгала, боясь спугнуть возможность хоть немного, как в книгах пишут, «приподнять завесу тайны», но дед встал из-за стола и ушел в комнату.