Но тут уже ничего не поделать.
Ведь именно ради точного заполнения немалого количества заявлений, пояснительных бумаг и ведомостей в бухгалтерии ипподрома, только что пришлось ему еще и немало походить. Поволноваться.
И даже кое-кого брать «на горло» со своей таёжной предгорной простотой, утрясая дополнительно возникшие «бумажные» формальности.
И всё по июльской несусветной жаре!
Пока здесь – в тылу спортивного сооружения, под высокими зрительскими трибунами вдруг не появился и у него отличный шанс прийти в себя. Когда «прямо из солнечного крематория» зашёл в здешнюю живительную прохладу великолепной тени.
– Вот бы, царица моя мохноногая, так в холодке и всю оставшуюся жизнь мне кантоваться! – даже в присказке, не обошёлся Крылов без своих любимых лошадей. – Да разве добиться такого счастья…
Тем более что случилось это далековато от своей осёдлости, пусть и не в родных таёжных краях.
Но, как тут же мысленно оправдал сам себя Кузьма Андреевич:
– И всё же, вовсе не на посторонней какой-то там территории, а прямо-таки исконно нашенской!
Имелся им в виду роскошный областной ипподром, окружённый сегодня, в разгар лета, с самого утра, будто осязаемым всё ещё даже ближе к вечеру, маревом густого раскалённого воздуха.
Безжалостным зноем, доставившим немало проблем с защитой от зноя всем без исключения, собравшимся в свой выходной на призовые скачки.
Но и в самую отчаянную, казавшуюся непобедимой, жару нашлось, однако, где укрыться всему живому от палящего природного крематория. Спасение нашлось здесь – в затенённой сейчас, обратной стороне массивных зрительских трибун.
Но если обычно в жару полумрачная изнанка зрительских трибун, разморённая спокойствием после ухода людей со своих кресел, нарушалась, разве что воркованием голубей, то сейчас, после его залихватского заливистого свиста, она была наполнена многоголосым обиженным птичьим гомоном и воркование.
А вот жалеть никого свистун не намерен.
– Неприкаянным по жизни птахам, что тут особенного – снова притихнут, как прежде, до конца пережидая зной, – прекрасно понимает бородач. – Зато меня долго, как хотелось бы, эта здешняя тень спасать не будет.
Он тряхнул свой кудлатой, с утра не расчёсаной, седой головой:
– Пора выбираться!
Сказано – сделано! Двинулся вперёд.
Затем пришлось быть ещё более решительным. Характер проявить понадобилось не тогда, когда сделал первый шаг, не без труда оторвав ногу в сапоге от чрезвычайно мягкого сегодня, ставшего податливым как пластилин, асфальтового тротуара. А именно потом. Продолжив путь. Печатая по-солдатски, следом за самым первым последовал – второй шаг, третий, очередной.