ВОЙНА
А через два года началась Великая Отечественная война. Отца мобилизовали, но дали бронь, так как он имел водительские права и возил в Вологде какого-то начальника. Из колхозов все забирали для фронта, стало голодно. Денег у колхозников не было, а за учебу в школе после 7-го класса надо было платить. Катя училась хорошо, успешно окончила 9 классов, но летом 1941 года пошла работать в Райфо на должность счетовода-кассира. Стала получать какие-то деньги и хлебный паек как служащая, помогать матери.
Отец иногда приезжал из Вологды и рассказывал, что в городе стало совсем голодно. В феврале 1942 года он написал заявление добровольцем на фронт. Ему было 40 лет. Дома осталась беременная жена, дочка Зина 7 лет, Кате было 16 лет. Катя провожала отца до станции, а был февраль, мела метель. Отец сказал: «Прощай, Катя, иди домой, а то заметет тебя». Катя долго стояла и смотрела, как фигура отца постепенно растворяется в снежной мгле. Больше она его не видела никогда. В том же году он пропал без вести. Перед смертью воспоминания об отце часто тревожили ее. Бывало, сидит-сидит и вдруг скажет: «Где-то его косточки, папы моего…» и всплакнет.
От отца было всего два письма с фронта. Потом пришло извещение, что он пропал без вести.
В мае 1942 года, в неполные 17 лет, Катю назначили исполняющей обязанности главного бухгалтер бюджета Лежского района. «Исполняющей обязанности», потому что она была еще несовершеннолетней. Грамотных было мало, а все мужчины на фронте. У мамы есть грамота, выданная ей 8 мая 1945 года в Вологде за отличное исполнение бюджета. Это значит, что все налоги были собраны и деньги правильно потрачены.
Я спрашивала маму: «А как же личная жизнь, ведь во время войны тебе было 17, 18, 19, 20 лет?» Мама рассказывала, что, конечно, наряжаться хотелось. От отца остались хорошие вещи: из отцовского пальто ей сшили пальто с каракулевым воротником, а из шелковой подкладки – платье. С обувью было труднее: летом носили начищенные мелом тряпочные тапочки на резиновой подошве с застежкой на пуговку. А зимой, конечно, валенки.
И ухажеры были. «Помню, – рассказывала мама, – был один, уж очень ухаживал, приедет, бывало, к нашей конторе в обед на розвальнях, я выйду на крыльцо в одном платье, а он тулуп на меня накинет и в сани. Так и катаемся весь обед». Замуж звал, мама колебалась до одного случая: однажды она увидела, как он со злобой пнул свою лошадь. И все, как отрезало.