, то привязка событий к шкале времени считается в этом случае обязательной, поскольку считается, что более позднее событие не может быть причиной более раннего, хотя влияние еще не произошедших событий на текущие достаточно хорошо известно. И это не только ожидание Второго пришествия Христа, под знаком которого проходит вся текущая религиозная история, но и более прозаические события, вроде ожидаемого очередного съезда руководящей партии или годовщины Великой Победы. То есть причиной настоящего может быть не только прошлое, но и будущее, даже если оно никогда не наступит. Тем не менее построение причинно-следственных связей в историческом исследовании невозможно без привязки событий к единой шкале времени.
Время историку необходимо для упорядочения событий и создания непротиворечивого образа прошлого, который не должен быть разрушен при его критике. И здесь нужна привязка не только к временной и пространственной точкам, но и к определенной эпохе. Несмотря на то что любое историческое событие или исторический персонаж уникальны, все они в той или иной мере связаны с эпохой. Человек – одеждой, мыслями, моралью и многим другим, событие – формой, типичной последовательностью действий и т. п. Когда эта связь с эпохой нарушается, то созданные историком исторические события выглядят так же малоубедительно, как и персонажи средневековых картин, изображающие античных героев в одеждах и доспехах XIV века. Однако образ эпохи у разных историков может отличаться, причем существенно, и это почти всегда приводит к тому, что находятся ученые, которые сочтут созданный образ события прошлого неубедительным, поскольку он не соответствует их видению эпохи, сформировавшемуся под влиянием иных идей, чем эпоха в сознании автора. Например, как бы тщательно ни отбирал факты для своего исследования истории Советского Союза либеральный историк, он никогда не создаст такой истории, с которой бы согласились историки, придерживающиеся коммунистического мировоззрения. Как бы идеалист вроде меня ни старался, ему никогда не создать убедительной картины прошлого для материалистически мыслящего историка. И термины будут резать слух, и образы окажутся неверными. Все будет плохо, поскольку картина прошлого не совпадет с тем образом эпохи, который уже создан в сознании историка-материалиста. В этих условиях читателю надо либо признать неверной свою картину исторического периода, что он вряд ли сделает (впрочем, в период смены мировоззренческих парадигм многие историки пересматривают свои взгляды; последний такой массовый пересмотр пришелся на годы перестройки и постперестроечный период), либо попытаться убедить самого себя и читающую публику в одиозном подборе фактов, в неверных ссылках, нарушениях методики, что сделать гораздо проще и безболезненнее, чем поменять мировоззрение.