Разнопёстрые – с длинными, ухоженными волосами, в нарядах от кутюр, кто на «Вольво», кто на «Мерсе», кого папа доставляет к порогу института, кого личный водитель, кого – папик, а Василиса на своём байке. Байк правда, сильно крутой – не каждому по карману, но с нежной девушкой это как-то не вяжется.
Вот и посыпались на голову девушки смешки и подковырки, и спокойной, уверенной жизни, как ни бывало. Времена настали обоюдо-острые.
Студенческая жизнь чем-то семейную напоминает: притираться нужно друг к дружке, приспосабливаться, чем-то поступаться. И причём, как можно скорее, иначе «кирпичики» не сложить воедино в стройную систему, или хотя бы в стену, а всё строение начнёт шататься, угрожая завалить эти самые кирпичики. А как выстраивать эту стену, когда каждый считает себя индивидуумом, и притираться, а тем более приспосабливаться, не собирается? Потому на первом курсе, зачастую, как на линии фронты: если ни открытая война, то подковёрные «баталии».
Услышав имя Василиса, к девушке, время от времени, обращались то удивлённые, то насмешливые взгляды, за которыми обычно следовали либо скептическая улыбка, либо усмешка, либо язвительное замечание:
– Василиса Микулишна? В наше просвещённое время – такая древность?
И губки поджимались весьма недвусмысленно, порой полупрезрительно.
Василя отвечала язвительным и любопытствующим:
– Плохо знаете наше былинное творчество. Василиса Микулишна была гром-баба: и рост и вес не меньше, чем у хорошего мужика. При моих 174 см роста и 65 кг. веса – на Микулишну я явно не тяну. Мне и Ивановны вполне достаточно.
Одна дама, хорошая знакомая матери, нимало ни смущаясь, выдала на замечание девушки:
– Вы, Василиса, больше мальчика напоминаете. И дело тут не в росте, и не в весе – дело в поведении, в ощущениях, в одежде. Мне почему-то кажется, что вы даже платьица носить не умеете… А уж туфельки на каблуках – для вас вообще орудие пытки. Или я ошибаюсь?
Ох, как сильно Василя была огорчена высказыванием этой дамы. Если бы перед ней стоял парень – наверняка получил звонкую оплеуху, но на женщину девушка руку поднять не посмела. Однако с лица сменилась.
Как ни странно, Елена Михайловна даму поддержала, хотя и попыталась несколько смягчить высказывания оной.
– Во всём виноват её отец – Иван Васильевич, – сказала Леночка. – Он с детства воспитывал Василису, как мальчика… Никак не мог смириться, что опростоволосился перед предками, и вместо мальчика выдал девочку… Вот потому чуть ли не с пелёнок Василису с собой и на рыбалку, и на лошади вскачь, и на машине-мотоцикле погонять, и в тир пострелять. Как говорится, «и в мир, и в пир, и в добрые люди»…